Перед выходом в море Анохин Таське объяснил диспозицию:

– Понимаешь, у меня договор с заводом и с «Триадой».

– С кем?!

В «хаммере», где проходила аудиенция, повисла тревожная пауза, во время которой Анохин рассматривал Таську с величайшим сомнением.

– Смотрю на тебя и удивляюсь, – наконец изрек он, – с китаезами, с кем же еще.

– Как это?

– Обыкновенно. Так что ты не первая. Придется подождать.

Таська спрятала лицо в ладонях и проскулила:

– Я не могу ждать! У меня кредит, проценты капают.

– Придется, – просто сказал Анохин, – не переживай, все будет хоккей. Главное, чтобы рыба пошла.

Рыба пошла? Таська отняла ладони от лица.

– А что, она может не пойти? – с очаровательным простодушием спросила она.

– Еще как может, – многозначительно хмыкнул Анохин, – залив Терпения, как говорится, богат, но потчует не всех подряд.

Таська позеленела. Она почти ненавидела рыбака.

Ему было хорошо говорить. Это не он поставил на карту все и теперь ждал у моря погоды.

Квартира в залоге, муж в реанимации, на руках билет с открытой датой, а рыба, оказывается, может не пойти. Караул.

Неопределенность убивала. Ну хоть бы что-нибудь, хоть бы что-нибудь прояснилось.

Когда за окнами промаршировали первоклашки в белых рубашках, бантах и с букетами астр, с Таськой случилась истерика. Квартира в залоге, муж в реанимации, на руках билет с открытой датой, у Настены начался новый учебный год, а жена и мать болтается невесть где.

Всласть нарыдавшись, Таська набрала домашний номер.

Гудки капали, растворялись в мировом океане, абонент молчал.

Что за невезуха? Ясное дело, Яга не слышит звонок, но где носит Настену? Или она спит?

Таська предпочла думать, что дочь спит.

Через месяц бдений новости, одна страшнее другой, посыпались со всех сторон. Из-за подземных толчков на Сахалине горбуша отнерестилась на Камчатке и в Магаданской области. Сволочь такая!

Срок лицензии, выданной Анохину на вылов горбуши, закончился. Черт, черт, черт!

Пошел обратный отсчет времени.

Стало ясно: если «Дары Сахалина» останутся без рыбы, Таську погребет под собой банковский кредит.

– Анохин держит слово, – как могла, утешала Ленка, – он еще никого никогда не подводил. Все, что от него зависит, он сделает.

Увы, от Анохина зависело многое, но не все. Каким ушлым ни был рыбак, рыба не пошла к нему в сети.

Таська складывала руки замком, прижимала их к груди и просила кого-то:

– Ну пожалуйста. Ну пожалуйста.

Время остановилось, напряжение нарастало с каждым днем, Таське казалось, что она не выдержит. Умрет. Или сойдет с ума.

Как же все это выдерживал Егор, пыталась стыдить она себя.

Он мужчина, пряталась за физиологию Таська, мужчины и не такое выдерживают. Им по природе положено. Мужчине и на войне легче, чем женщине, и в бизнесе.

Как ни парадоксально, эти недели ожидания многое объяснили Таське про Егора.

Во всяком случае, она отчетливо поняла, почему муж стал принимать на грудь.

Наконец ожидание стало невыносимым.

Лежа перед телевизором, Таська пялилась в какой-то тупой сериал и не понимала ни слова.

Вернулась из магазина Ленка, загремела посудой, собрала обед, заглянула в комнату. По Таськиному бессмысленному взгляду поняла, что все плохо, и предложила:

– Тась, может, выпьешь? Расслабишься хоть немного, а то прям с лица спала.

– Давай. – Таська резво вскочила с дивана. Нервы звенели от напряжения, как высоковольтные столбы в бурю.

– Пей. – Ленка поставила перед Таськой рюмку с коричневой прозрачной жидкостью.

– Что это? – зачем-то спросила Таська. По большому счету, ей было все равно, что пить.

– Ром.

– Это который пираты уважали? – Рюмка в руке дрожала.

– Ага.

– В яблочко. Сейчас бы собралась и в море вышла – грабить траулеры. Насшибала бы двадцать восемь тонн и домой вернулась.

Ром обжег глотку, разлился теплом в груди, голова оставалась трезвой, но дрожь утихла.

– Тась, ты не изводи себя. Знаешь, как Славка говорит?

– Как?

– Господь все управит.

– Он может управить так, что мне это не понравится. Я не хочу остаться вдовой и без квартиры.

– Ты все сделала, что могла, теперь уже от тебя ничего не зависит.

– За что мне это, Лен? Ну за что? – не столько Ленку, сколько себя спросила Таисия.

Ленка знала ответ, но вводить в курс дела Таську не стала – пожалела. Лихо опрокинула стопку, закусила маринованной черемшой.

– Держись, подруга. Из каких только передряг не приходилось мне выкручиваться. Поверь, самое страшное – это смерть.

– Не знаю, по-моему, состояние между жизнью и смертью еще страшней.

– Ты о Егоре?

– И о себе тоже.

– Не говори так. У тебя все будет нормально. И у Егора все будет хорошо. Он жив, значит, есть надежда.

– Есть, – хмелея, подтвердила Тася, – только надежда и осталась.

Содержательный разговор прервал звонок телефона.

Ленка поскакала отвечать, мебель затряслась от ее тяжелых шагов, тонко зазвенели бокалы, и Таське стало смешно. Все-таки женщина с веслом здорова-а.

Подняв трубку, Ленка ответила короткой фразой и быстро вернулась.

– Тась, это тебе звонили.

Ужас сковал Таську, лишил воли.

– Дома что-то? – непослушными губами еле слышно выговорила она.

– Да успокойся, – прикрикнула на нее Ленка, – это Николай Анохин. Просил передать, что встал под разгрузку.

Таська смотрела глазами, полными ужаса, и молчала.

– Ты меня поняла, Тась?

– Встал под разгрузку, – как попугай, повторила Тася. От навалившейся слабости она не могла пошевелиться.

Слова медленно проникли в сознание: встал под разгрузку. Встал под разгрузку? Встал под…

Булыжник, придавивший Таську своей тяжестью и не позволявший дышать все эти месяцы, треснул и выстрелил осколками, выпуская на волю все чувства разом.

Из глаз брызнули слезы, а из груди рвался смех.

– Сумасшедшая, – констатировала Ленка.

Плача и смеясь, Таска подхватилась и ракетой пронеслась в коридор за сумкой, в которой лежала квитанция.