Соне было плевать! Из аэропорта она прямиком отправилась в клинику.

Отец лежал в стационаре. Угроза уже миновала, но вернуться к нормальному образу жизни ему предстояло не скоро. Перелом рёбер, разрыв селезенки, вывих правой ноги — подобные травмы не проходят бесследно. Но он был жив! И этот факт, перекрывая собой все остальные эмоции, пульсировал в сердце, как самая добрая весть.

За дверью палаты под номером десять ругались. И звук голосов был слышен уже в коридоре. Просторный и залитый светом искусственных ламп, он походил на туннель. Вдоль крашеных стен стояли стандартные стулья. В углу ожидая лежачих больных, приютилась кушетка. И чем-то печально-знакомым пахнуло от этой больничной стерильности.

Соня одернула рукава своей вязаной кофты. И вошла.

В комнате пахло едой и лекарствами. Палата больницы, как номер в отеле, была снабжена телевизором. Здесь было уютно, и даже окно закрывали не однотонные жалюзи, а по-домашнему теплые шторы. На маленькой тумбе стояла тарелка с заветренной кашей. Отец ненавидел овсянку.

Сам он лежал на постели, обмякший и бледный. Её красивый и сильный отец! Казалось, что от него оставили половину. Широкую грудь пересекала тугая повязка. Плечо упаковано в гипс, а рука, как будто «довесок», примотана к телу.

— Папочка! — Соня метнулась к нему, замерла на мгновение и, боясь сделать больно, прислонилась к груди.

— Осторожно! — возмущенно воскликнула мама.

Но она, невзирая на возглас, продолжала его обнимать. Лишь теперь до конца ощутив эту тонкую грань между жизнью и смертью.

— Кнопка, ну не реви! Я ведь жив и почти что здоров, — уцелевшей рукой он погладил её по щеке.

Мать взорвалась сию же секунду:

— Твой отец чеканулся! — доложилась она. — Он купил себе байк! Представляешь?

В удивлении Соня отпрянула:

— Что? Серьезно? — она посмотрела на папу.

— Имею право! — словно мальчишка, нахохлился он.

Мама всплеснула руками:

— И что? Ты доволен? Хорошо, что хоть шлем одел! Байкер недоделанный!

Отец изменился в лице:

— Эй, следи за словами! — вспылил он, давая понять, кто в доме «хозяин».

Но мать не осталась «в долгу»:

— Сам ты эй! — прокричала она.

— Твое счастье, что я не могу встать с кушетки! — он схватил прикроватный костыль.

— Вот и лежи теперь! — подытожила мама. Она взбила укладку, идеальную даже в такой обстановке.

«Наконец-то я дома», — подумала Соня, с упоением слушая их перебранку.

Эпилог

Соня сидела на краешке больничной постели, доедая молочную кашу. Та оказалась вполне себе вкусной!

— А что на обед? — спросила она.

Папа смешно оттопырил губу:

— Наверное, борщ.

Соня скривилась:

— Терпеть не могу!

Она соскребла остатки со дна.

— Как там теть Нина? — папа откинулся на подушки. По всей видимости, запас его сил истощился.

— Замуж собирается, — усмехнулась Соня.

— Бедняга! — посочувствовал он, имея в виду жениха.

За окном начиналась весна. Обнажая уродство полинявшей за долгую зиму природы. Вместе с ней обнажалась душа! За каких-то полгода повзрослевшая сразу на несколько лет.

Соня убрала тарелку с колен.

— Ты прости меня, пап, — эти слова прозвучали так тихо. Но он их услышал.

— Это ты меня прости! Я думал, что сумею тебя уберечь от всего. Не сумел…

Он бегло скользнул взглядом по обнажившемуся запястью. Соня не вовремя спохватилась, пряча ладони между колен. Отец обвинял себя в том, что она оказалась на грани. Не Никиту. Себя! А теперь, «наказав», успокоился.

Соня шмыгнула носом:

— Ты сначала себя сбереги.

Он хотел рассмешить её. Но в пропитанных гипсом бинтах, пантомима вышла печальной.

— Так, хватит ныть! — скомандовал папа и хлопнул себя по колену. Он кивком указал в сторону раковины. — Приведи себя в божеский вид! И принеси мне, в конце концов, кофе.

Соня послушно умылась. Из отражения в маленьком зеркале с укором глядели большие глаза. Как две черных дыры, со следами бессонной ночи.

Уже на пороге она обернулась. Отец деловито уткнулся в планшет. На носу, как всегда, болтались очки, а на шее, держась за веревочки, висели другие.

— Пап, — позвала она.

— М? — промычал он в ответ.

— Я люблю тебя!

Он оставил в покое свой гаджет. Посмотрел на неё. И без слов стало ясно, что это взаимно…

Кофейный автомат, заманчиво подмигивал, предлагая «настоящий кофе».

«Ну-ну», — подумала Соня, и сунула в прорезь банкноту. Фыркнув, гигантская кофемашина выплюнула бумажку обратно. Соня выругалась, распрямила деньгу, и вставила снова. Однако не прошло и секунды, как несговорчивый робот отдал ей пожеванный стольник.

— Помочь? — прозвучал мужской голос.

Соня молча сглотнула. От лица отхлынула кровь.

Мужчина, стоявший по правую руку, был очень высоким. Простая одежда, пальто нараспашку и джинсы, сидели на нём, как элитный костюм. На лице отпечатался след, темнеющий контур. Как фантом… от когда-то густой бороды.

Если в новом обличии он пытался остаться неузнанным, то напрасно! Ведь даже не голос, затерянный в подсознании. Не сила его притяжения, возникшая в ту же секунду. Не память ожившего сердца! А что-то другое… Разрядом в две сотни убийственных вольт прокатилось по телу.

Он вытащил из кармана банкноту и привычным жестом вставил в «пасть железному зверю». Тот, не мешкая, проглотил.

— Какой кофе предпочитает барышня?

Он смотрел на неё, а у Сони не хватало сил даже ответить. Нестерпимая боль! Этот дремлющий монстр, вдруг проснулся и встал между ними.

— Горячий и сладкий, — прошептала она, с трудом узнавая свой собственный голос.

Сколько раз она представляла себе эту встречу. Где истомленные долгой разлукой, они целовались. Но сейчас он стоял так мучительно близко. И не смел прикоснуться её. Только взглядом! От которого больно щемило в груди.

Прошло несколько долгих секунд, пока автомат, монотонно гудя, приготовил им первую порцию кофе.

— Я говорил с врачом, — произнес Никита. Он достал из окошка бумажный стаканчик. Протянул его Соне. — Прогнозы хорошие! В санатории отлежится, и будет как новенький.

Она кивнула, избегая смотреть на него. Никита молчал, а сознание рвало на части! Будто каждый порывистый вздох стоил тысячи слов. Чего было больше в этом моменте. Радости, или грусти? Надежды, или раскаяния?

Аппарат заработал опять. Он достал свой напиток, глотнул. Мимо, в белом халате, прошла медсестра. Она бегло взглянула на двух озабоченных чем-то людей. Подобное в стенах больницы — не ново! Здесь радость случается редко.

— Я бросил курить, — поделился Никита.

Он стыдливо прикрыл подбородок ладонью. Ведь теперь, без привычной «брони», все эмоции были наружу.

— Поздравляю! — ответила Соня.

— А еще…, — он поймал её взгляд, и в разрезе измученных глаз промелькнула мольба. — Я поставил большую ванну. У окна, рядом с розой! Чтобы ты в ней лежала, и смотрела на город.

Она зажмурилась.