— Думаешь, она собирается заложить его? — спросил Эрни.

— Думаю, она собирается попользоваться им. Она это любит, ей всегда мало. Как-то раз я попробовал снять его и заниматься сексом… ну, вы понимаете… моим настоящим… Короче, ей не понравилось. Ей нужно было заполучить Муссолини. И теперь… теперь она его заполучила.

Просто супер, мое любимое занятие — искать золотой фаллоимитатор. Когда я начал заниматься частным сыском, то я, конечно, ожидал, что придется работать до седьмого пота, кучу времени торчать в машинах и в паршивых многоэтажных домах, жрать еду на вынос и щелкать дешевые фотки, но очень даже вероятно, что занявшись делом Минского, я как детектив паду еще ниже.

— И ты хочешь, чтобы мы нашли эту штуку? — спросил я.

— Вы должны. Найдите Стар, схватите эту дрянь, мерзкую… — и снова на поверхность вылезло второе «я» Минского, водитель-дальнобойщик, и из его рта посыпался поток ругательств, казавшийся фонтаном пенящегося дерьма.

Когда он закончил эту тираду, то кофе был уже готов. Я выдал чашки, и все мы выпили по глоточку кофе, чтобы снова укрепить нервы.

— Партнер, можно тебя на секунду, переговорить с глазу на глаз? — спросил я.

— Конечно, малыш, — ответил Эрни.

Раньше я просил его не называть меня «малыш» в присутствии клиентов, но поскольку это обращение предполагалось как ласковое, то я перестал обращать на него внимание. Ну, конечно, оно несколько подрывает мой авторитет, но иногда надо чем-то жертвовать во имя дружбы.

Мы вышли из офиса в коридор, удостоверившись, что находимся там, где нет эха. У меня появилась одна идейка с того момента, как я включил кофеварку, и мне кажется, сейчас самое время преподнести ее.

— Думаешь, он пойдет на это? — спросил Эрни, как только я вкратце изложил ему суть идеи.

— Думаю, ему так хочется вернуть этот фальшивый член, что он свой настоящий продаст, лишь бы найти девчонку.

— Предполагаешь, дойдет до этого?

— Надеюсь, нет, — сказал я. — Но давай не будем сбрасывать такой вариант со счетов.

Мы прошли обратно в офис, наклеив на лица фальшивые улыбки.

— У нас для тебя хорошие новости, — объявил Эрни, лицо Минского озарилось улыбкой, наполовину радостной, наполовину безумной. — Нам тут подсказали, где она может быть, и мы думаем, что сможем ее найти, не говоря уж о твоем петушке.

— Сколько бы это ни стоило, сделайте это.

— Да, весь вопрос в цене. Скорее всего у нас будет довольно много расходов, как минимум десять тысяч, возможно, даже больше.

— Сколько угодно, — сказал Минский. — Найдите ее, привезите ее, бросьте ее в кутузку, но верните мой Муссолини. Вот все, что меня заботит.

— Возможно, на это уйдет какое-то время, — заметил я. — Ну, около недели. Может, больше.

— Вы слышали, что я говорил, ребята? — сказал Минский. — Сколько бы времени это ни заняло. Я хочу, чтобы вы нашли ее и всыпали ей по первое число.

— Ты уверен? — переспросил Эрни, перепроверяя решимость нашего клиента в третий раз.

— Уверен, мать твою за ногу, — ответил Минский, и хотя я не знал точно, что это значит, но тем не менее был на все сто уверен, что Минский тоже уверен на все сто. А раз дело дошло до той суммы, о которой мы говорили, то меня это вполне устраивает.

Следующие полчаса ушли на то, чтобы Минский подписал все документы, включая и соглашение о бюджете, по которому мы могли тратить его на что хотим и где хотим, чтобы только работа была сделана.

Потом два часа я провел у себя дома, роясь в шкафах и комодах, пытаясь выбрать и упаковать подходящую одежду для предстоящего приключения. Впервые за долгое время я стоял на перепутье в вопросе моды и понятия не имел, что надеть.

Алло, девушки с Гавайев! К вам едет один велосираптор, который жаждет, чтобы ему на шею надели гирлянду цветов.

Надо уметь расставлять приоритеты. Делу время, потехе — час. Это чертовски неприятная жизненная установка, но надсмотрщик, заведующий моими мозгами, не отложит в сторону плеть, пока я не сложу для него вещи и не упакую их аккуратненько. В оставшиеся несколько часов до нашего вылета на Гавайи, страну сахарного тростника и кокосов (почему-то это самые действенные афродизиаки для самок диплодоков), мне предстояло сделать еще одну остановку поближе к дому. Перед тем как отправиться на юг Тихого океана, я поехал в Западный Голливуд.

Джул и раньше оказывала мне услуги подобного рода, пересказывая всякого рода грязные детали, к которым у динотрансвестита, особенно занятого в области пластической хирургии, было больше доступа, чем у простого динозавра, как я, и мне нужно было еще раз потормошить ее, чтобы она оказала мне небольшое содействие и в этом деле. Но Джул не снимала трубку, даже после того как я прождал около трех минут. Не сняла она трубку и когда я позвонил на домашний. Это значило только одно — Джул сейчас проводит время со своими друзьями.

«Шангри-Ла» — небольшой ночной клуб в самой западной части Западного Голливуда практически на границе между довольно однообразным Лос-Анджелесом и Беверли Хиллз, где различия между жителями особенно чувствуются. Его владелец, игуанодон по имени Патрик, хотя сам и не был ни геем, ни трансвеститом, но всем сердцем сочувствовал тем, чей образ жизни не принимали и не понимали ни друзья, ни родные. Поговаривали, что он намного больше дает еды, выпивки и денег, чем получает. Должно быть, это правда, поскольку, когда я подъехал к входу в клуб, над дверьми висел огромный плакат, расписанный с помощью баллончика: «Сегодня вечером состоится ТОРЖЕСТВЕННОЕ ЗАКРЫТИЕ КЛУБА «ШАНГРИ-ЛА»! Все должны прийти!»

Но несмотря на кончину единственного клуба для динозавров-трансвеститов в Большом Лос-Анджелесе, вечеринка внутри бурлила, как и обычно. Музыка вырывалась из колонок, утопленных в стенах, дождь из зеленых конфетти непрерывным потоком падал прямо с потолка, а компании красивых динозавров неопределенного пола колбасились на сцене, на танцплощадке, у барных стоек и даже в туалетах. Да, вот уж подлинное жизнелюбие в своем лучшем проявлении.

— А Джул тут? — спросил я у барменши, слегка похожей на Одри Хепберн. Раньше я ее тут не видел.

— А кто ее спрашивает? — проорала она, пытаясь перекричать шум. У нее был низкий голос, если серьезно, то такой вопль скорее можно услышать от рабочего на стройке. Ей стоит потренироваться, если она хочет изобразить из себя Холли Голайтли из «Завтрака у Тиффани».

— Рубио, — сказал я. — Я ее друг.

Одри бросила на меня оценивающий взгляд, и после того как пришла к выводу, что я не должен представлять серьезной угрозы, кивнула на заднюю дверь:

— Знаешь, как стучаться?

— Это моя любимая мелодия, — медленно протянул я, но эта девица не поняла сарказма.

Я быстро выстучал костяшками пальцев мелодию из фильма «Ентл», и вскоре мне было разрешено пройти в тесную гримерку, спрятанную прямо за сценой. Джул была там, разодетая по такому случаю в пух и прах. На ней была короткая черная юбочка, демонстрирующая пару идеальных ножек, которые, насколько я знаю, своей идеальной формой обязаны скальпелю хирурга. На самом деле я присутствовал при том, как Джул бритвой снимала с них последний слой эпоксидки, но это знание лишь увеличило мое восхищение ее талантами. Топик на узеньких бретельках практически не скрывал роскошную грудь, прикрепленную к ее латексному костюму. И когда она наклонилась, чтобы поднять упавшую заколку, то я чуть было не провалился в ложбинку между ее грудями, скорее похожую на Большой каньон.