так и болела, но, когда попытался оглядеться, кругом уже не пошла. Замутило, конечно, но куда меньше прежнего.

Остановилась телега неподалёку от колодца на околице какой-то деревеньки. Вокруг согнанных в кучу пленных расположилось несколько караульных на низкорослых джунгарских лошадках, да и сами караульные были из джунгар. И ещё на лавочке в тени сидели два нихонца, рядом стояли винтовки с примкнутыми штыками.

Я осторожно потянулся к сверхэнергии, и сразу ворохнулись в груди уголья боли.

Увы — пока что никак.

Но скоро. Скоро!

Впадать в уныние я не стал и погрузился в лёгкую медитацию, попытался оценить состояние энергетических каналов и узлов, сразу ощутил дурноту и заставил себя расслабиться, приступил к лёгким расслабляющим упражнениям. Пусть быстрый результат они не обеспечат, зато и не навредят. А во времени я, так понимаю, нисколько не ограничен. Плен — это надолго.

Стоянка продлилась до вечера, а уже в сумерках к деревне в сопровождении легкового вездехода подъехал нихонский военный грузовик с тентом. Низкорослый офицер тут же принялся что-то орать и размахивать руками, наш возница мигом закинул за спину винтовку и рванул к телеге, но вожжи хватать не стал, вместо этого рывком сдёрнул на землю моего соседа. Тот упал и застонал, получил ботинком под рёбра и скорчился, прижимая ладони к боку, где на гимнастёрке темнело пятно засохшей крови.

Нихонский язык я изучал не слишком-то и прилежно, но какие-то слова всё же запомнил, уловил что-то вроде: «убирайтесь!» и не стал дожидаться, когда и меня вываляют в пыли, полез с телеги сам. Увы, недостаточно быстро.

И без того голова кружилась, а тут ещё за плечо дёрнули, оступился и упал рядом с товарищем по несчастью. Ладно хоть возница не пожелал тратить время на рукоприкладство и принялся стаскивать с телеги моих спутников.

Везли нас вшестером, ходячим из всех был лишь бледный как мел усач в окровавленной нательной рубахе с рукой на перевязи — то ли унтер, то ли обер-офицер. Сам я, когда попытался подняться на ноги, тут же плюхнулся обратно на землю. Накатила дурнота, вырвало водой и желудочным соком.

Нихонцы начали спускать из грузовика и перекладывать на телегу бесчувственные тела военнопленных, но и о нас не забыли. Желтолицый рядовой ухватил за плечо и попытался поставить на ноги раненого, всю дорогу просившего пить, а когда тот завалился обратно, зло выругался и что-то спросил у офицера.

Ответом послужил резкий взмах рукой, конвоир сдёрнул с плеча висевшую на ремне винтовку и дважды ткнул её широким штыком в грудь пленного. Бедолага дёрнулся и затих, только вспухли и сразу опали на губах алые пузыри.

Кто-то из пленных бойцов не сдержался и крикнул:

— Ты что творишь?! — Но тут же получил по спине нагайкой и присел, закрывая руками голову.

Окровавленный штык нацелился на моего соседа, и он перевалился набок, встал на колени, упёрся руками в землю и — выпрямился. Я попытался повторить его манёвр и почти в этом преуспел. Тело уже более-менее слушалось, но только поднялся и сразу пошла кругом голова, подкосились колени, едва не уселся обратно в пыль.

Нихонец заорал, и сосед ухватил меня под руку, помог устоять, хоть и сам прижимал ладонь к боку, где на гимнастёрке выступила свежая кровь.

— Ну-ка стой! — потребовал он. — Не вздумай падать!

И я устоял. Поднялся с земли ещё один раненый, последнего заколол караульный.

Тварь!

Телега покатила за околицу, нас погнали следом. Голова кружилась, и меня мотало из стороны в сторону, не падал лишь благодаря поддержке товарища по несчастью. Босые ноги кололи попадающиеся в пыли камушки, но очень скоро перестал обращать на них внимание. Дойти бы. Неважно куда идём, главное — дойти!

Раненый с перебинтованной ногой почти сразу сместился в хвост колонны, там его подхватили под руки два бойца, но подъехавший сзади джунгар рубанул саблей, и на дорогу повалилось тело с раскроенным черепом.

Мой товарищ тоже едва ковылял и чем дальше, тем сильнее выдыхался, я закинул его руку себе на плечо и распорядился:

— Просто веди меня! Понял?

Дождался утвердительного мычания и закрыл глаза. Тогда понемногу начало отступать головокружение, и меня перестало мотать из стороны в сторону. Это всё контузия и сотрясение мозга. Тело в порядке.

Только этого мало. Как минимум — недостаточно.

Шли мы с час, и едва ли удалились от деревни так уж далеко, поскольку не только раненые, но и все остальные пленные едва ноги переставляли. Уже стемнело и солнце перестало жарить, но пить хотелось даже сильнее, чем днём. На зубах скрипела пыль.

Мне вновь поплохело, сам по себе бы точно не дошёл. Ну а на пару мы доковыляли как-то до широкого поля, на краю которого была выстроена ферма. У ворот нас выстроили и забрали документы, у кого они при себе имелись. А вот телегу сразу загнали за ограду, кто-то в строю даже негромко спросил:

— Никак офицеров захватили?

— Сверхов, — послышалось в ответ.

Я едва стоял на ногах, но тут сделал стойку.

Так это операторы были? Их чем-то накачали, получается? Ни один ведь за всю дорогу не пошевелился — бревна брёвнами ехали. А если получится привести их в чувство…

Додумать эту мысль я не успел, нас погнали внутрь, дальше развели по длинным коровникам с набросанной на засыпной пол соломой. Туда кого-то уже поместили до нас, но сейчас мне было не до знакомства с товарищами по несчастью. В коровнике нестерпимо смердело навозом и жужжали мухи, было невыносимо душно и жарко, но я уснул тотчас, как только отыскал свободное место и подгрёб под себя немного соломы.

Проснулся на рассвете, когда со скрипом распахнулись ворота, и два военнопленных занесли внутрь бочонок с колодезной водой и холщовый мешок. Обитателям коровника позволили напиться и вручили по сухарю, этим завтрак и ограничился. Особого аппетита я не испытывал, но сгрыз кусок засушенного хлеба до последней крошки.

Караульные со взятыми наизготовку винтовками остались стоять на входе — оттуда веяло свежим воздухом, стало самую малость легче дышать. У меня в ушах звенело, а голова кружилась, но с утра так уж откровенно не мотало, да и шишка слегка уменьшилась в размерах, а вот моему товарищу определённо стало хуже. Его рана никак не закрывалась, наспех сделанная повязка промокла насквозь и пятнала свежей кровью гимнастёрку на боку.

— Юрий, — представился он, когда мы напились и вернулись обратно на своё место.

Выглядел Юра на пару лет старше меня, а сложением особо и не отличался. Был