- Насть, хватит дурить, - просит меня Демид, - вставай, пойдем моя хорошая, я тебя домой заберу!

- Я уже дома. – буркаю, натягивая одеяло посильнее. – Уходи, Демид. Я не прощу тебя!

- Настя, мы вчера повели себя как два идиота. Я признаю это. И прошу у тебя прощения. Хочешь, на колени встану?

- Нет. Мне это ни к чему.

- Рус бы тоже приехал, но его дяде плохо стало, он улетел на Кавказ рано утром. Насть, я сейчас за нас двоих прошу вернуться домой.

- Ты меня явно не слышишь… - роняю я. – Когда придут результаты анализов, подотритесь ими и сами поимейте друг друга. А сюда дорогу забудьте. Я не вернусь ни к вам, ни в город.

Рука Демида замирает на подходе к моим лопаткам. Деревенеет там.

- Насть, тебе нужно время, чтобы простить нас. Хорошо, мы дадим его тебе. А пока выясним кое-что по-вчерашнему. Там надо тоже уборку произвести! – загадочно роняет Демид.

А мне пофиг. Пусть делают, что хотят, а ко мне и детям забудут дорогу. Сами малышей поднимем. У мамы вон корова – молоко домашнее, творог, ряженка всегда есть. А я огород засею, детям морковка и помидоры свои будут. А этих пижонов столичных… да ну их к черту!

- Насть, вот телефон свой держи, вчера забыла у нас дома.

- Это ты мне его купил. Поэтому он не мой.

- Насть, перестань. Там еще куча твоих вещей осталась: шубки, сумки, сапоги. Что из этого тебе привезти?

- Я к вам пришла в одних трусах! В них же и ушла, а эти все вещи не нужны мне. Отдайте своим бабам, которым вы доверяете больше, чем мне!

Демид встает с кровати. По скрипу деревянных половиц понимаю, что он направляется к выходу.

- Я люблю тебя, Настя! И тебя и детей! Я вернусь, когда ты чуть поостынешь! – тихо проговаривает он.

Вали-вали! Вернется он. Ага, а то как же! Вчера, когда на попутке доехала до пентхауса, когда покидала в свой старый рюкзачек документы, да ситцевые трусики – все мое личное имущество, и бросилась на вокзал на последнюю электричку – решила, что никогда уже не вернусь ни к ним, ни в этот город. Мне и нитки от них не нужно, не то что шубы, туфли и сумки. Пусть подавятся ими!

А эти змеи уж как пируют сейчас… Катька, сестра моя, предательница заклятая, Инесса сволочь Викторовна, мамаша Демида и Маргоша… ух, небось шампанское во-всю распивают – конкурентку-то с дороги убрали. А мама Демида и от внуков собственных избавилась заодно! Хорошо ей наверно теперь, крысе старой!

Но ничего, мои крошечки – обнимаю свой животик, подтягиваю к нему коленки. мама вас очень любит! Я вас в обиду не дам! Все для вас сделаю, мои маленькие! Мы справимся!

Мама, конечно, еще долго ругалась. Даже кочергой несколько раз по печке ударила, но толку-то? Как услышала, что детей двое, так и обо всяких абортах речь прекратила. Слишком тяжелый грех – сразу две невинные души губить. Хотя как по мне, так и одну душу тоже очень жалко. А уж потом, когда услышала, как меня подставили в коварном городе, и как папаши поверили, так и вовсе на мою сторону встала.

Принесла мне бульону с домашней лапшичкой, а после и баньку истопила, чтобы я с дороги привела себя в порядок.

- Долго не мойся – наказала она мне, беременной париться ни к чему.

И вот иду я на улицу, мимо баньки, а за забором джип приметный стоит. Не уехал, Демид. Что же ему надо от меня, козлу огородному?

Но я иду мимо и стараюсь туда не смотреть. Захожу. Ух, тепло, влажно, классно после морозца! Обожаю баньку нашу деревенскую. Только там промываешься до скрипа. Причем не только тела, но души. Мозги уж точно перезагружаются после такого!

Жаль вот только замка никакого нет, да хоть банального шпингалета. Но, хоть надеюсь, Громова не принесет сейчас. Не наберется он такой наглости и окаянства.

Стаскиваю с себя вещи. Блин, даже не переоделась с дороги – так устала сильно, и хотела спать.

А тут тепло. Хорошо. Дрова потрескивают в печке! Ух, и кипяточек какой приятный! Беру ковш, опрокидываю на себя полную пригоршню исходящей паром колодезной водицы. Это вам не фильтрованная жестким хлором канализационная вода, а самая что ни на есть экологически чистая! Мыло самое обычное. Отечественное. Душистое. Беру брусочек и щедро намыливаю мочалку. Живую. Настоящую. Не синтетическую. Покрываю всю себя пеной. Ух! Замечательно. Нисколько не хуже французских гелей для душа в квартире Демида и в доме Руслана.

Впрочем, хватит о них! Не хочу даже думать. Знать их не хочу! Ненавижу! Начинаю яростно тереть себя. Бедра, грудь, соски… Всюду оставляю красные следы на бледной коже. Блин! Прямо как грубые движения Руслана, ненасытные, глубокие, жадные. Будто он меня всю собой заклеймить хочет, и владеть безраздельно.

От мыслей о нем тут же становится жарко по-настоящему! Я вспоминаю глубокие поцелуи Демида, его язык у себя во рту и на губах. Невольно трогаю себя за губы, провожу подушечкой большого пальца сначала по верхней, потом ласкаю нижнюю. Щекотно. Сладко. Запретно!

Я прикрываю глаза. Черт! Все еще думаю об этих предателях! А все мое тело, которое тут же течет при одной мысли о двух крепких мускулистых телах и их самцовых запахах!

Не могу себя сдерживать. Уже сама не понимаю, в какой именно момент пальцы скользят к окружностям и сминают так, словно это не мои руки. Совсем не мои. А потом, наигравшись со сверхчувствительными вершинками неутомимые пальцы скользят вниз, туда где уже разгорелся такой пожар, что потушить его будет ой как сложно!

Не открывая глаз, я двигаюсь вниз, а потом… чья-то тяжелая и горячая ладонь накрывает мои пальцы. Я вскрикиваю и раскрыв глаза не могу сдержать гнева.

- Настюш, не пугайся! – Демид в куртке и зимних ботинках выглядит нелепо в бане, но видимо мой обнаженный вид и ласки не дали ему успеть раздеться. – Это я, моя хорошая! Сладенького, хочешь, я знаю. Давай приласкаю, девочка моя любимая!

И на меня быстрей набрасывается, ощупывать и облапывать все, до чего только достанет.

- Руки свои убрал! – кричу я на предателя. – Отпусти меня! Оставь! Я закричу!

- Любимая, ну зачем кричать! Я же только приласкать! Иди ко мне, я сам все сделаю! Самого кроет без тебя, совершенство ты мое!

- Нет, Демид! Не подходи ко мне! Выйди за дверь, я голая!

- Милая, да я тебя голенькой видел больше, чем ты сама себя! Давай спинку тебе потру! Повернись ко мне, солнышко!

- Пошел вон! – говорю четко и с презрением. – Считаю до трех и ору! Раз…

- Настюш, подожди, я сейчас уйду! Только выслушай!

И только сейчас я догадываюсь волосами прикрыть верх, а ладонями треугольник, куда Демид смотрит больше чем в глаза.

- Я приехал домой, - косит он взгляд именно туда, будто отвезти его не может, - послонялся и понял, что не могу там один, без тебя. Собрал кое-какие твои вещи! – кивает он на дорожную сумку, что припер с собой в баню, - и деньги еще привез! – достает кредитную карточку и протягивает ее мне. – И сам приехал. Тут буду, в машине. Если домой не пустишь!