Выслушав его, Скорцени признал, что в общем-то он прав: действительно стоит подождать сейфа с коммодорской субмарины, чтобы затем уже разговор получился предметным. В то же время он почувствовал, что пора вернуться к истории, связанной с обер-лейтенантом Шульрихтером.

Наверное, он тут же заставил бы доктора перейти к ней, однако вспомнил, что Ридэ очень прозрачно намекнул на возможность отправки его в «подземный рейх» Антарктиды. А это сразу же меняло отношение к доктору. Скорцени вдруг понял, что у него появляется возможность агентурно усадить своего человечка в самом мозговом центре Рейх-Атлантиды, в среде ее научно-технической элиты, которая в сложных условиях зарождения новой расы и новой цивилизации наверняка будет считаться самой влиятельной.

Январь 1939 года. Антарктида.

Внутренний Мир. Страна атлантов.

Казалось, прошло не более мгновения с той поры, когда фон Риттер в последний раз услышал голос Эфирного Наставника, как вдруг он обнаружил себя стоящим перед высоким троном Правителя Внутреннего Мира, по обе стороны от которого не на таком возвышении и в более низких креслах — по шестеро с каждой стороны — восседали члены Высшего Совета.

Барон сразу же обратил внимание, что среди присутствовавших не было ни одной женщины. И что всем мужчинам было под сорок — рослые, плечистые, одетые в одинаковые серебристые комбинезоны и, словно шлемами времен спартанского царя Леонида, украшенные гривами светлых волос, они разительно были похожи друг на друга. Их удлиненные лица — с широкими, слегка выпяченными и заметно раздвоенными подбородками, прямыми римскими носами и прочими классически-римскими атрибутами, были покрыты светло-шоколадным загаром, оттенявшим их зрелую молодость, волевые черты характера и отменное, спартанское здоровье.

— Вы будете молчать и слушать, слушать и молчать, — узнал фон Риттер голос Консула и, повернув голову вправо, увидел, что тот сидит в специально отведенном для него кресле, располагавшемся чуть в сторонке от крайнего члена Высшего Совета и чуть более отдаленном в глубину этой Золотой Пирамиды Жизни. «Очевидно, — подумалось командиру «Швабенланда», — эта сравнительно небольшая пирамидка, внутри которой мы сейчас находимся, является одной из нескольких мини-пирамид, расположенных под сводами той огромной мега-пирамиды, рядом с которой парил в воздухе наш летающий диск.

— И говорить будете только тогда, — продолжал тем временем посланник Шамбалы, — когда вам высочайше будет позволено.

«А ведь у них тут не просто монархия, — делился сам с собой первыми умозаключениями фон Риттер, — а жесточайшая диктатура, сравнимая разве что со временами Нерона».

— Представитель внешнего мира барон фон Риттер, — вдруг донесся до командира «Швабенланда» не мысленный, а вполне реальный, слышимый голос. Акустика в Золотой Пирамиде Жизни был таковой, что ей позавидовала бы любая консерватория мира. Голос Правителя — зычный, властный и в то же время совершенно бесстрастный, доносился как бы отовсюду, оказывая этой всепроникающей полифонией гипнотически-внушающее воздействие, парализуя его мысли и действия. Уже после первых молвленных Правителем слов капитану цур зее стало ясно, что всякий, кто предстает перед Высшим Советом Внутреннего Мира, способен только слушать и проникаться услышанным. — Вы уполномочены уведомить правителя своей страны, что Высший Совет Внутреннего Мира позволяет ему основать рядом со Страной атлантов подземную Рейх-Атлантиду.

— Я передам ваше посла… — попытался ответить фон Риттер, однако чья-то неведомая воля помешала ему произнести эти слова не только вслух, но и мысленно. Слова его стирались из реальности, как с ленты магнитофона, зато явственно прозвучало спокойное, но решительное напоминание:

— Вы будете слушать — и молчать, молчать — и слушать. И говорить будете только тогда, когда вам высочайше будет позволено.

— Я принимаю ваши условия.

— Осознавая гибельную опасность, которая нависла над внешним миром космического биокорабля, именуемого Планетой Земля…

— Космического биокорабля?! — все же нашел в себе силу воли вновь удивиться фон Риттер, хотя подобное определение он уже слышал из уст Эфирного Наставника.

— Мы, Правитель и Высший Совет Внутреннего Мира, позволяем правителю Германии, страны, воспитавшей достойную продолжения жизни на Земле расу арийцев, создать здесь, во Внутреннем Мире, свою подземную колонию. Мы уверены, что когда-нибудь в этой колонии, в Рейх-Атлантиде, будет взращена раса, достойная нового витка земного развития, которая, как и мы, атланты, станет расой избранных Шамбалой и Космическими Покровителями. Пройдут земные столетия — и расе атлантов, и расе арийцев — да позволено будет сотворить из элиты своей великую, Космосом и Шамбалой благословенную, расу космоземлян.

Как только были произнесены эти слова, двенадцать членов Высшего Совета и Консул мгновенно подхватились, и воздух Золотой Пирамиды Жизни пронизан был дружным, мощными возгласами:

— Да сотворим расу космоземлян! Расу космоземлян! Расу космоземлян! Живи, Правитель!

Но самое потрясающее заключалось в том, что, выкрикивая эти слова, Правитель Внутреннего Мира и члены Высшего Совета вскидывали руки вверх, в таком же римском приветствии, какое введено было в войсках СС и которое сопровождалось возгласами «Хайль Гитлер!» или «Зиг Хайль!».[54]

«Разве такое, не прими, океан, душу мою, возможно?! — не мог скрыть своего потрясения фон Риттер. — Они заимствовали у нас приветствие?! Не хватало только, чтобы после этих возгласов прозвучал «Баденвайлерский марш», объявленный в Германии Гимном фюрера!».

Но он забыл о том, что находится не во внешнем, а во Внутреннем Мире, в котором читают не столько то, что тобой написано, сколько то, что тобой было скрыто.

«Вы не учитываете того обстоятельства, барон, что в течение многих столетий раса атлантов развивается на этой планете параллельно с другими расами. И пусть у вас не создается иллюзия, что Страна атлантов, как мы еще называем свой мир, живет совершенно оторванно от жизни наземной цивилизации.

Да, мы тщательно охраняем входы в наш мир от непрошеных визитеров, и при этом не страдаем сантиментами по отношению к нашим врагам. В то же время многим из того, чем мы обладали в области науки, техники, технологий, культуры и даже искусства, мы щедро поделились с вами еще в те времена, которые ваши историки обычно называют временами Античной Греции и Древнего Рима. И продолжаем щедро делиться в наше время.