— Сначала пообещай, что используешь полученную информацию против Курта, — веселиться он.

— Обещаю! — чуть ли не подпрыгиваю от разбирающеголюбопытства.

Одним движением парень умудряет перевернуться сам и заодно перевернуть еще и меня. Поудобнее устроившись на животе, я кладу подбородок на ладони согнутых в локтях руках и с вожделением смотрю в сторону фотоальбома.

— Дорогая мисс Райт, — шутливо начинает Мика, — позвольте познакомить вас со «светлой» стороной моем достопочтенного братца.

Молодой лаэрд открывает первую страничку альбома, и я с любопытством оглядываю мальчишку лет пяти, сидящего на стуле перед черным пианино.

— Пардон! — быстро прикрывает руками фотку парень. — Это не Курт… — он торопливо пролистывает первые пять страниц альбома и наконец находит нужное. — Смотри!

На развороте фотоальбома уместилось четыре фотографии, судя по качеству снимков, сделанных в разное время.

На первой, не самого хорошего качестве, фотограф попытался поймать молодого парня лет девятнадцати, скользящего по изумрудным волнам на доске от серфа. На второй — была изображена какая-то растаманская тусовка, где из-за сизых клубов дыма с большим трудом можно было различить смазанные черты лиц людей.

Третье фото — и здесь тоже какое-то непонятное сборище, но уже в окружении палаток и костра. На четвертом снимке опять люди, но на этот раз спортсмены. Судя по белым кимоно — дзюдоисты или каратисты.

— Микусь, а причем тут Курт-правильный? — хмурю лоб я, безуспешно пытаясь определить, где бы тут мог спрятаться мой опекун. — Или ты хочешь сказать…

Замерев от восторга, еще раз смотрю на снимки, особенно на тот, где весело угорает компашка растаманов.

Значит, сам в молодости отрывался, как хотел, а мне, видите ли, надо жить по расписанию?

Ну, я ему завтра устрою веселую жизнь…

— Мика, дай снимки, — прошу я. — Буду завтра твоего братца ностальгии предавать, а то раскомандовался тут, понимаешь!

Парень громко хохочет и наклоняется ближе.

— А теперь настало время тебе узнать страшную правду — на этих снимках нет Курта…

Я оборачиваюсь, пристально смотрю Мике в глаза, не оглядываясь, тяну руку за подушкой и от души начинаю лупить этого гада по лицу.

— Ева, уймись! Прошу тебя! — громко ржет парень, закрывая лицо руками. — Ну, пожалуйста!

Куда там!

Я была зла, я была неудовлетворена, я была обманута. Гремучий коктейль!

— Е-ва-а-а! — загоготал Микаэль, когда я, отбросив подушку на пол, принялась щекотать парня. — Ева, я боюсь щекотки!

— А кто ее не боится! — рычу в ответ страшным голосом и усиливаю интенсивность карательных мер.

Микаэль ужом сползает с кровати, откатывает по ковролину в сторону и поднимает руки.

— Сдаюсь, только больше не бей меня!

Громко фыркнув, захлопываю, как оказалось, совершенно неинтересный фотоальбом и встаю.

— Раз ты мне ничего захватывающего не показываешь, то я пошла в душ!

— Ну, как это ничего… — подмигивает парень и медленно-медленно тянет завязки спортивных штанов.

Батюшки! А Мажор все никак не оставит попыток. Вот она, сила открытых гештальтов в действии.

Фыркаю еще раз, на этот раз более выразительно.

— Я росла с двумя братьями в одной комнате, думаешь, хоть что-то у тебя в штанах может меня удивить?

Микаэль оставляет завязки в покое и удрученно качает головой.

— Как же тяжело будет твоему парню.

Запустив для порядка в чересчур разговорчивого лаэрда второй подушкой, гордо задираю подбородок и шествую в ванную. И только закрыв дверь на замок, тяжело выдыхаю.

В одном Мика все-таки прав — характер у меня паршивый. Поэтому парни от меня бегут. И, может быть, поэтому Платон мне так и не позвонил за весь день.

Или он, как в западных романтических комедиях, решил выждать три дня?

Стараясь больше не думать ни о чем, я быстро скидываю пропитавшуюся потом одежду и встаю под теплые струи воды. Быстро сориентировавшись, хватаю гель, сладко пахнущий экзотическими фруктами, и от души лью прямо на тело.

Кто бессовестно тратит чужой гель?

А вот не докажете!

Напевая под нос привязчивый мотивчик песенки, я тщательно моюсь и растираю натруженные мышцы. Плюнув на все, трансформирую крылья, затем регулирую душ и долго с удовольствие стою и наслаждаюсь таким специфическим массажем.

После, завернувшись в полотенце размером с небольшую простыню, выхожу из ванны и натыкаюсь взглядом на довольно ухмыляющегося Микаэля.

— Это чтоб ты на меня больше не покушалась, — говорит он, протягивая небольшую фоторамку.

Торопливо подхожу и с каким-то неясным волнением беру в руки тяжелую рамку.

— Надо же… — удивленно выдыхаю я.

На фото молодая пара — невероятно счастливый Курт обнимает за плечи кареглазую брюнетку. Но этот парень со снимка совершенно не похож на того усталого от жизни мужчину, который по недосмотру стал моим опекуном.

Курт шестилетней давности переполнен жизнью.

На снимке у него светло-зеленые глаза с небольшим более темным ободком по краю, темные волосы немного взлохмачены, будто он только что летел по склону на бешеной скорости.

В его, казалось бы, простой позе скрыта какая-то жажда двигаться, куда-то нестись, сломя голову. Кажется, что даже замереть перед камерой на пару секунд дается ему с великим трудом.

А еще он влюблен и просто фантастически счастлив…

— Это Элизабет, — вставая рядом со мной, поясняет Мика. — Его жена.

Я качаю головой. Хотя до этого я не видела ни одного снимка жены Курта, я почему-то сразу догадалась, что это она. Просто, а на кого еще может с таким обожанием во взгляде смотреть Курт?

Зато, глядя на правильные красивые черты лица мужчины, я так до конца еще и не верю, что вижу перед собой старшего брата Микаэля.

— Да-а, — тихо тянет Мика и как-то грустно вздыхает. — Раньше братец был совсем другой.

Подняв голову, с удивлением и замешательством смотрю на парня.

— Это смерть Бет так изменила его?

Микаэль ерошит волосы на затылке и сердито смотрит на фотографию.

— Нет, — с небольшой долей злости говорит Мика. — Мама считает, что это Бет выпила из него все соки. Она даже не называет ее по имени, только Пиявкой.

С удивлением смотрю на парня. Мне это только кажется, или в этом доме не все любили жену Курта? Просто одно дело свекровь — ей вообще по статусу полагается недолюбливать невестку, но Мажору чем Бет умудрилась насолить?