изба, и поляна вдруг накрылись плотной, серой пеленой, а когда та завеса спала, на прежнем месте уже росли высоченные дубы. Юноша сглотнул ком и, встав на тропу, пустил маленького ауку вперед, а сам в последний раз зыркнув на колыхающие листвой дубы поклонился им да двинулся вслед за убегающим духом.

Глава тринадцатая

Керк шел и думал о бабушке Дарене, о ее горькой судьбе, об одиночестве, которое, без сомнения, тяжелой ношей лежало на ее плечах. Он думал о своем предке Богомудре: «Интересно, какой он видел бабушку? Наверно, она тогда была еще молода, а может он видел ее взрослой женщиной, и если она красива и теперь, то какой же она была пригожей раньше». А затем юноша вспомнил их прощание. Припомнил, что бабушка в отличие от положенного «Прощайте», каковое говорят, расставаясь навсегда, сказала ему «До скорой встречи». Значит, он еще увидит Бабу Ягу, и, значит, встреча будет скорой. Но почему, же тогда у Керка так щемило сердце, почему у бабушки текли слезы? Верно, знает она то, чего не надо знать пока ему. Может, она видела его будущее, ведь, скорее всего она умеет в него наперед заглядывать.

Сын правителя шел, снедаемый такими мыслями, и в то же время зорко поглядывая за аукой. Первое время дух, как ему и было приказано старушкой, мирно бежал по тропе, указывая путь. Но чем дальше уходили они от избы Бабы Яги, тем все более и более шалил аука. Вначале он стал прикидываться опавшим листком: бежит, бежит по тропе и уже его нет, а на том месте, где он пропал, лежит крохотный бурый листочек да глазками бусинками шевелит. Подойдет Керк к листочку, наклонится, ткнет пальцем, а листочек опять обернется мышкой и вдаль убегает. Вскоре ауке этого показалось мало, и он стал оборачиваться зверем или птицей: то ежом из-под листка выскочит, то сорокой обернется, а то и зайцем быстроногим вперед ускачет – беги, догоняй его! И все время шумит: то стрекочет, как сорока, а то эхом отзывается с разных сторон. Совсем замучил Керка, и когда он в очередной раз принял свой истинный вид, юноша изловчился и поймал его. Зажал в ладони, да головенку между пальцев выпустил. Аука верещит, глаза увеличил, язычок розовый показывает – вот-вот помрет!… Керк, молча, наблюдал за выкрутасами духа, а затем, когда тот попритих, сказал ему очень строго:

– Аука, если ты не прекратишь шалить, я на тебя такой заговор нашлю, что ты так же, как твой владыка лешак, будешь себя по частям до весны собирать.

Аука совсем притих, глянул на Керка озадаченно и закивал головенкой, вроде: «Понимаю, шалить прекращаю».

– Смотри мне, – пригрозил сын правителя, сам чуть не лопаясь от смеха, глядя на присмиревшего духа. – Ну, теперь я тебя пущу, а ты беги рядом и ни в кого больше не превращайся. Договорились?

Аука сызнова закивал головой. А когда Керк его пустил на тропу, неторопливо побежал впереди, постоянно оглядываясь, чтобы юноша не отстал. Некоторое время Керк шел и строго следил за исправившимся аукой, а погодя опять отвлекся на свои мысли.

Святозар – это было его новое имя. Наверно, отец расстроится, что Керк сам выбрал его себе. Но как, же отец мог забыть, что к Богу Свято-Бору надо идти с восурским именем, или может он этого совсем и не знал, ведь того, что случилось в их семье никогда еще не было. Никто из матерей не подменял первенцев, и все его предки давали сыновья сразу имена восурские. Да, скорее всего, отец этого и не знал. А, что было бы, если б Керк не встретил Бабу Ягу, что было бы если она не поведала ему об имени. Он столько преодолел: и борового, и пущевика, и болотника, и лешака – бился с Кабадосом, а из-за имени мог не получить древко.

Он назвал себя Святозаром!

Такое красивое имя…

Бабушка сказала, что оно значит озаряющий светом. Это, наверно, доброе имя. Ведь имя очень важно для человека, оно творит его судьбу. Выберешь ты к примеру имя Злоба и будешь всегда злым и жестоким, а вот имя наставника – Храбр само за себя говорит – человек, который его носит, будет храбрым, а у Дубыни имя означает подобный дубу, несокрушимый, тоже очень доброе имя. Интересно, какое хотел выбрать ему имя отец? А каким бы именем назвал его, если бы мать не поменяла их с Эрихом местами.

Сын правителя вспомнил о брате и глубоко вздохнул. Бедный Эрих спит теперь в глубоком дупле дуба, жалко, что он не добудет древко. Бабушка сказала, что ему дорога в Сумрачный лес к Старому Дубу заказана, то есть закрыта. Что же теперь будет, когда брат придет к отцу без древка?..

Керк знал, что брат будет очень зол и на него, и на отца… очень… и опять перекосится лицо Эриха… покроется багряными пятнами и станет отталкивающим.

«Но ведь не все потеряно, – подумал юноша. – Я приду к Старому Дубу и попрошу Свято-Бора за Эриха, и, может, он ему поможет», – не очень веря в собственные надежды, сказал сам себе Керк.

Солнце уже перевалило за полдень, когда вдруг аука, до того спокойно бежавший впереди, остановился, порывчато оглянулся на Керка, и не мешкая обратившись в громадную черную ворону, свершил махонистый кругу над его головой, яростно каркнул прямо в ухо да улетел в ту сторону, откуда только что они пришли. Сын правителя, не успевший опомниться от выходки ауки, повернулся следом за улетающей вороной и, открыв рот, что-то невнятно промычал. Но духа уже и след простыл. Керк растерялся и взволнованно пожав плечьми, принялся обозревать лес, когда невдалеке приметил фигуру деда Лесовика.

Дед Лесовик был самым старшим духом леса, второй по главенству, после Бога Свято-Бора. Он вместе со своими помощниками: кустином, деревянником, листичем, травником, корневиком, стебловиком – ухаживал за лесом, наводил порядок и не давал озорничать да буйствовать лешему. Дед Лесовик стоял около высокого дуба. Сам он был ростом в шесть аршин, руки, ноги и тело покрыты дубовой корой, по щекам зеленый мох растет, заместо волос и бороды – длинные кустистые лишайники, только в отличие от лешака, ярко-зеленого цвета, а на голове у духа птичье гнездо, как венец правителя, высился. Подошел к нему Керк и низко до земли поклонился, при том зычно сказав:

– Здравствуй, дед Лесовик, помощник лесного Бога Свято-Бора. Я Керк, – осекся на полуслове, и поправившись, продолжил, – Святозар, сын Ярила и потомок Богомудра