А 25 июля по Москве со скоростью молнии разнеслась весть о том, что в своей квартире на Малой Грузинской умер Владимир Высоцкий. Миронов с Голубкиной узнали эту новость одними из первых – от кого-то из коллег по театру. Известие их буквально ошеломило. Они не считали себя друзьями Высоцкого, однако с недавних пор были вхожи в его дом (впервые это случилось два года назад) и поддерживали с ним приятельские отношения. В их фонотеке были его пластинки с дарственной надписью, а среди магнитофонных катушек была кассета с его песнями.

Вечером того скорбного дня Миронов играл Леню Шиндина в «Мы, нижеподписавшиеся…». Двадцать седьмого это был Вишневский в «У времени в плену».

Двадцать восьмого июля состоялись похороны Высоцкого. На них побывало чуть ли не пол-Москвы. Однако коллег покойного на них было не так много, как могло бы быть, поскольку большинство столичных театров в те дни были на гастролях. Но Миронов был в Москве, поэтому вместе с Голубкиной он приехал в Театр на Таганке, где проходила гражданская панихида (остальные «сатировцы» двинулись туда от здания театра, возглавляемые Верой Васильевой, у который был специальный пропуск).

Вспоминает Т. Егорова: «Вдруг распахнулись двери Театра сатиры, на ступеньки выскочил возмущенный директор и стал истерически кричать: «Остановитесь! Не смейте туда ходить! Я вам запрещаю! Не смейте! Это безобразие! Я вас всех перепишу!»

Мы у Театра на Таганке. На крышах домов сидят, стоят люди. Все близлежащие площади и переулки до отказа набиты людьми. Мы пробираемся в помещение театра. Посреди сцены гроб с… ним. Его отпевал отец Александр Мень – через несколько лет его убьют топором по голове.

Возле гроба стоит Андрей. Возложил цветы. Ему осталось жить семь лет…»

Кстати, тогда же смерть пахнула в лицо и самому Миронову. Причем без мистики не обошлось. Что имеется в виду?

Известный юморист Геннадий Хазанов внезапно обратился к нему с просьбой: мол, тебе надо поехать со мной к двум гадалкам, поскольку те хотят сказать тебе нечто очень серьезное. Гадалками были две женщины-узбечки, которые давно жили в Москве и практиковали в среде столичной интеллигенции. По словам Хазанова:

«Однажды, когда я пришел к гадалкам, они стали меня просить привести к ним… актера Андрея Миронова. Говорили, что он отрезан от космоса и что ему грозит скорая гибель! Всеми правдами и неправдами я уговорил Андрея к ним поехать. Рассказывал ему по дороге о светлых и темных силах, о судьбе, о предназначении, а он смотрел на меня, как на сумасшедшего…

Оставив Андрея у гадалок, я ушел гулять. Отсутствовал часа два. Когда вернулся, Андрей сидел притихший и что-то обдумывал. Гадалки шепнули мне, что ему осталось жить шесть, максимум семь лет. Видимо, он не захотел серьезно изменить себя. Спустя семь лет Андрей действительно умер…»

Однако до трагедии еще есть время, а пока 1 сентября 1980 года обе дочери Миронова – две Маши – отправились в первый класс. Причем обе носили фамилию Миронова и учились в одной и той же школе. Естественно, это вносило путаницу. Поэтому длилась эта история недолго. Однажды в школу пришла бабушка девочек – Мария Владимировна Миронова – и поставила вопрос ребром: «У меня есть одна внучка Маша Миронова!» После этого в классном журнале сделали поправку, Маша Миронова стала Машей Голубкиной.

Между тем Миронов продолжал влюбляться. Очередное пылкое чувство возникло в его душе осенью 1980 года, когда он снимался в Сочи в комедии Аллы Суриковой «Будьте моим мужем». Его партнершей там была известная актриса Елена Проклова, к которой он и воспылал чувствами. Но девушка оказалась на удивление «крепким орешком». Миронову не помогли ни его обаяние, ни модные шмотки, предусмотрительно купленные им в Стране тюльпанов – Голландии, куда он съездил тем летом. Более того, Проклова взяла да и закрутила роман с художником фильма (именно его сын Филипп играл в фильме роль мальчика Ильи). Их роман произошел молниеносно. Художник приехал в Сочи всего-то на пару-тройку дней навестить сына и в итоге остался на куда больший срок. Из-за Прокловой он потом бросит жену-француженку с двумя детьми, а Елена оставит своего врача. Они проживут года два, но в результате все равно расстанутся. Но это будет чуть позже.

Миронов сильно переживал свое фиаско с Прокловой. Так сильно, что это не скрылось от внимания его жены, которая находилась от него за тысячи километров. И в начале октября Голубкина примчалась в Сочи. Далее послушаем ее собственный рассказ:

«Он раскатал губу, я думаю, а она там другого себе нашла. И я его пожалела. Он меня позвал, я приехала. Компания такая – вот он, вот она, в середине Сурикова живет, так три номера подряд, и все там замечательно, и смотрю, Лена, вся в шляпах, крутится перед ним, моложе ведь, блондинка, голубоглазая. Андрюша, чувствую, переживает что-то. Смотрю, там художник, бородатый, а он был женат на француженке, у него все там французское, красивое. Я думаю, тут у Андрюши накладка произошла. Но помню, что там я нервничала. Потом, оказалось, напрасно. Но был момент, когда он был напряжен. И это напряжение отражалось на мне. Все колотушки в мою сторону. Он же не мог к ней подойти и сказать: «Лена, ты что?» Он срывался на мне. Вот единственный момент в моей жизни, сложноватый. И тогда он однажды сказал мне:

– Как ты на мать похожа!

Не знал, что сказать уже. И сказал комплимент, потрясающий комплимент…»

Между тем 18 декабря 1980 года свет увидел указ Президиума Верховного Совета РСФСР о присвоении Андрею Миронову звания народного артиста РСФСР. Это был редкий случай, когда актер в 39 лет получал столь высокое звание. Однако ни у одного из поклонников Миронова даже мысли не возникло о скороспелости подобного указа. Все прекрасно понимали, что кто-кто, а уж Андрей Миронов был истинно народным артистом. Причем не только в пределах РСФСР, а на всей территории Советского Союза. К сожалению, до звания народного артиста СССР Миронову дожить будет не суждено. Но об этом чуть позже.

Вечером того же дня в Театре сатиры именинник давал банкет. Пришло около ста человек – вся труппа плюс друзья и коллеги Миронова из других театров. Однако истинных друзей Миронова среди собравшихся было не так много – все больше завистники. А их в родном театре было предостаточно. А. Левинский рассказывает:

«Если говорить поверхностно, по первому плану – зависть была. Какая-то волна вокруг Андрея гуляла, не то чтобы недоброжелательства, но смутной напряженности. Можно ли это назвать завистью? Наверное, можно. Ревнивый взгляд, который хочет найти скорее что-то уязвимое. Это как оборотная сторона медали: публика его выделяет, ставит недосягаемо выше, видит все самое лучшее. Только преимущества. Ну а Андрей забирал все интересные роли, в каждом спектакле неизбежно попадал в центр внимания.

Каждый человек, который идет работать в театр, думает, что именно он будет в центре. Таково актерское самосознание. А если ты понимаешь, что тебе слабо, то у кого-то эта рана остается, редко удается пережить естественно и легко тот факт, что рядом с тобой такой превосходный партнер. Это сильный удар по самолюбию.

Многие искренне понимали, почему все интересное достается Миронову, но были и такие, которые думали: «Что ж это такое, почему все ему да ему?» Были актеры, которые хотели его роли играть: а чем я хуже, я что, не могу так же и даже лучше? Такие встречались тоже. Считали, что все Андрею достается по блату. Все! Смешно говорить, конечно. А в основном коллеги понимали, что у Андрея есть определенный заряд, который мало у кого есть и который дает действительное, настоящее, естественное право быть в центре.