– Принцесса влюбилась, – кивнул Марк, – но дракон струсил в последний момент. Он не был готов остепениться и вить гнездо. И поэтому он забрал с собой ее служанку. Ведь служанка с детства знала свое место и предназначение. Она делала все, что говорил ей дракон, какое-то время им было даже весело вместе. Но вскоре дракон понял, что ошибся, очень ошибся в своем выборе, – еле слышно сказал он и, закрыв глаза, прислонил голову к стене. Он почувствовал, как она улыбнулась:

– Теперь принцесса сидит дома, растит наследников и печет пироги. Все как она мечтала. Вот только жизни принцессы и дракона сломаны, и вряд ли их можно починить.

– Все на свете можно починить. – Марк открыл глаза, посмотрел на Ташу и провел рукой по темным волосам. Та покачала головой.

– Я докажу тебе, – спокойно, словно само собой разумеющееся, сказал он. – Принцесса и дракон созданы друг для друга, и однажды они все-таки будут счастливы.

Он ее поцеловал, и она ничего не смогла поделать с собственным телом. И будто бы не было предательства, отъездов, свадеб, попыток забыть, смерти, воскрешения и бегства от самой себя…

Затем Марк ненадолго уснул, прижавшись к ней сильным, мускулистым телом и уткнувшись в ее плечо, а Таша гладила его по коротким волосам и смотрела в темноту, глядя на отблеск свечи в стекле и слушая на удивление ровный ритм собственного сердца. Кажется, оно уже несколько лет так не стучало. И все-таки память удивительно избирательная штука – задвигает на задний план ненужные воспоминания, а то, что было по-настоящему дорого, вот оно, на поверхности. Словно и не было восемнадцати лет разлуки.

– Как ты дошла до такой жизни? – спросил Марк. Она не заметила, как он проснулся. – Татуировки, дети?

– Молча. – Она продолжала гладить его по волосам, рука не дрогнула.

– Знаешь, если бы я хоть как-то мог догадаться, что ты будешь помнить меня все это время.

– Ты бы не женился? – не выдержала Таша, прерывая монотонное движение.

– Не знаю, – немного подумав, вздохнул Марк, перекатываясь на спину. Похож на Давида Микеланджело – каждая мышца прорисована. Идеал.

– Тогда что бы изменили мои чувства? – Это прозвучало немного резко.

– Все. Неужели ты не понимаешь? – Марк резко сел и уставился ей в глаза. Она полуприкрыла веки, стараясь избежать его взгляда, но он схватил ее за подбородок, развернул к себе и заставил посмотреть на себя.

У нее перехватило дыхание – о ком он сейчас говорит? О ней или о Наташе? Их история была стара как мир. Марк любил Наташу, она любила его, а Глафира была лишь младшей сестрой, по уши влюбленной в парня собственной сестры. Наташа и Марк собирались пожениться в старой церкви на опушке леса, а потом сказать родителям. В оговоренный день и час Наташа ждала Марка, но он так и не пришел. А позже она узнала, что он уехал с другой. От отчаяния она решила найти себе мужа на другом конце земли. Ей это удалось, и какое-то время она даже была счастлива. Пока не пришла Глафира и не забрала у нее все.

– Ты была бедовая, – продолжал Марк, не замечая ее смятения. – Уехала в Англию, вышла замуж за англичанина, он погиб в пожаре. А потом провал, дыра. Что произошло за это время? Отец детей – англичанин? Почему ты вернулась? Бросила все и закрылась в этой дыре? От чего ты бежишь?

Таша села и накинула на плечи плед, валявшийся неподалеку, – сколько раз она просила детей класть вещи на место, и ровно столько же они игнорировали ее просьбы. Но сейчас это было даже кстати. Колючая шерсть вернула способность чувствовать реальность.

– От кого? От себя, Марк. Я бегу от себя, – поджав колени к груди, наконец-то ответила она.

– От себя не убежишь. – Он сел рядом с ней и коснулся головой ее головы.

– Да? А мне это почти удалось.

Некоторое время они посидели молча, слушая треск догорающей свечи.

Темнота постепенно прояснялась.

– Я могу побыть еще неделю? – будничным тоном спросил Марк и до того, как Таша успела возразить, добавил: – А потом я уйду. Я буду сидеть тихо, только ты приходи ночью.

Таша продолжала рассматривать тьму. Этой ночью она не сомкнула глаз, но даже к лучшему. Чем больше устаешь, тем меньше думаешь – золотое правило, которое она вывела после трагедии. Пора выходить в сад и заниматься хозяйством: доить корову, собирать яйца, раздавать корм, замешивать тесто на утренние блины. От одной мысли она чуть не разревелась. Странно, ведь в последнее время ей даже начали нравится все эти рутинные действия, они здорово помогали в побеге от реальности. И вдруг она почувствовала такую острую ненависть к рутине. Словно механизм, который нещадно эксплуатировали, вдруг начал сбоить.

Еще чуть-чуть – и сломается, дойдет до предела собственной прочности, и все. Расставаться с Марком было физически больно. Хотелось врасти в него, стать частью, через неделю уйти вместе с ним туда, где никто не найдет. Наплевать на все свои грехи и обязательства.

Она встала и, замотавшись в плед, направилась к выходу с веранды.

– А если вдруг меня схватят, скажешь, что я держал детей в заложниках, – бросил Марк до того, как дверь успела закрыться.

Несколько мгновений он смотрел ей вслед, качая головой, а затем резко встал. У него есть несколько часов до рассвета, хватит, чтобы осмотреть местность и все выяснить.

* * *

Женщина казалась сотканной из солнечных лучей. Вначале он ее услышал – она что-то тихонько напевала, замешивая тесто в огромной кадке и время от времени отмахиваясь от легкой мучной дымки, то и дело взлетающей в воздух. Она была похожа на облако, одетое в розовое оперенье. Белая косынка и светлый наряд делали ее невидимой на фоне кустов жасмина, пахнущих так, что голова начинала кружиться еще на подходе к дому.

Сперва ему показалось, что в саду есть еще кто-то, женщина время от времени бросала короткие реплики, но затем он осознал, что она беседует с тестом. Это выглядело так мило, романтично и наивно, что он замер, бесстыдно подслушивая.

Впрочем, надолго его не хватило. Жоржик, которого он взял под мышку, начал копошиться и тихонько поскуливать, требуя, чтобы его поставили на землю. Данила наклонился, давая собаке свободу, слегка пошатнулся и задел цинковое ведро, стоявшее прямо у него под ногами, которое он, естественно, не заметил.

Женщина вздрогнула, подняла голову, и Даня засмотрелся на нее. Такие вот моменты помнятся всю жизнь.

Женщина смотрела пристально, глаза ее были настолько темными, что затягивали в себя. Легкая поволока тревоги, но никакого страха. Женщина смотрела таким открытым взглядом, словно жизнь ни разу не била ее. Впрочем, в этой дыре такое было вполне возможно.

– Здравствуйте, – поймав дурацкое грохочущее ведро и поставив его на место, поздоровался Данила.

– Здравствуйте, – приятным голосом ответила женщина и продолжила выжидающе смотреть на незнакомого молодого человека, весь вид которого буквально кричал о том, что тот приезжий.