Затем они стали выбирать оружие. Фер Диад напомнил Кухулину о маленьких дротиках, метанию которых обучились они у Скатах, и было решено начать с них. И вот, подобно пчелам в летний день, замелькали над Бродом дротики, но до самого полудня не пролилось в этой схватке ни капли крови. Тогда они взяли крепкие острые копья, и теперь, наоборот, никому не удавалось отбить удара, так что кровь потекла рекой. Наконец наступил вечер. «Давай пока закончим», – сказал Фер Диад, и Кухулин согласился. Они передали оружие колесничим, обнялись, трижды поцеловали друг друга и разошлись отдыхать. Лошади их спали в одном загоне, возницы грелись у одного костра, а сами герои обменивались пищей, питьем и лечебными травами.

На следующий день они вновь встретились у Брода, и поскольку раньше выбирал оружие Фер Диад, то теперь это надлежало делать Кухулину. Тот выбрал тяжелые копья с широкими наконечниками, предназначенные для ближнего боя, и на них герои сражались, стоя на колесницах, до самого заката; устали и лошади, и возницы, и на телах противников было множество ран. Наконец они прекратили схватку и отбросили оружие. И, как и в прошлый раз, они обнялись и поцеловались и так же разделили пищу и питье и лечебные травы и мирно спали до утра.

Однако на третий день Фер Диад выглядел больным, и Кухулин упрекал его за то, что он вышел на битву против друга ради девы, пусть даже это Финдабайр, которую Медб предлагала каждому герою, включая и самого Кухулина; но Фер Диад отвечал: «О благородный Пес, если бы не вышел я на бой, когда меня позвали, лег бы позор на меня в Рат-Круахан». Теперь была очередь Фер Диада выбирать оружие, и он предлагает взять «тяжелые грозноразящие мечи»[120]; но хотя противники отрубают от бедер и плеч друг друга огромные куски мяса, никто не может одолеть другого, и вечером поединок заканчивается. На этот раз они расстаются с тяжелым сердцем, уже не обмениваются дарами, и лошади их и возницы спят отдельно.

Гибель Фер Диада

Фер Диад знал, что на четвертый день поединок должен так или иначе закончиться, и поэтому с особой тщательностью выбрал себе доспехи. Сперва он надел рубашку с каймой из блистающего золота, а поверх – передник из коричневой кожи. На живот он привесил плоский камень, огромный, как мельничный жернов, а сверху привязал тяжелый и крепкий железный передник, поскольку боялся, что Кухулин может воспользоваться га булга. На голову он водрузил свой высокий шлем, украшенный самоцветами и эмалью, затем прицепил меч с золотой рукоятью, а на левую руку привесил широкий щит с пятьюдесятью бронзовыми шишками. Так он стоял у Брода и, в ожидании противника, подкидывал свое оружие вверх и снова ловил его и проделывал много чудесных боевых приемов; и когда Кухулин увидел это, то сказал Лаэгу, своему вознице: «Если случится мне уступать в сражении, черни, поноси и порочь меня, раздувая мой боевой пыл и ярость. Если же буду брать верх я, хвали, славословь и превозноси меня»[121] – ибо сегодня ему требовались все силы.

«О Фер Диад, – спросил Кухулин, – каким оружием будем мы сегодня сражаться?» – «Сегодня тебе выбирать», – отвечал Фер Диад. «Тогда – все или ничего», – сказал Кухулин, и Фер Диад сокрушился сердцем, когда услышал это, но все же ответил: «Да будет так». Бой начался. До полудня они сражались на копьях, и никто не мог одолеть другого. Наконец Кухулин вынул меч и попытался срубить Фер Диаду голову над кромкой щита, но великан из племени Фир Болг отбросил его прочь. Трижды Кухулин подпрыгивал высоко в воздух, пытаясь поразить противника поверх щита, и трижды Фер Диад ловил его на щит и отбрасывал, как ребенка, прочь. И Лаэг, насмехаясь над ним, закричал: «Он бросает тебя, как река пену, он размолол тебя, как жернов пшеницу; ты, маленький оборотень, не зови себя больше воином».

Тогда наконец неистовство битвы охватило Кухулина, и он стал расти, пока не перерос Фер Диада, и сияние героя распространялось вокруг его головы. Они сошлись в схватке, кружась и тесня друг друга, так что демоны, оборотни и духи закричали с рукоятей их мечей, и воды брода отступили перед ними в ужасе, так что они сражались, стоя посреди сухого русла реки. И вот Фер Диад сумел застать Кухулина врасплох и ударил его мечом, вонзив его глубоко в тело, и река окрасилась кровью. И Фер Диад стал теснить Кухулина, рубя и терзая его так, что тот не мог уже выдержать и попросил наконец у Лаэга га булга. Услышав это, Фер Диад опустил свой щит, прикрывая живот, но тут противник швырнул свое копье ему в грудь поверх щита. Фер Диад поднял щит, и тогда Кухулин пальцами ноги бросил га булга, и оно прошло через железный передник и на три части разбило камень размером с мельничный жернов и погрузилось глубоко в тело, вонзившись в каждый член своими зубцами. «Довольно, – вскричал Фер Диад, – теперь я умру! Злое это дело, что я пал по твоей вине, о Кухулин». Кухулин подхватил его и перенес через Брод, чтобы он умер на северной его стороне, а не на стороне воинства Эрин. Герой опустил умирающего друга на землю, и слабость охватила его, и он сам уже готов был упасть, когда Лаэг вскричал: «Поднимайся, о Кухулин, ибо сейчас на нас нападут ирландцы! Они уже не согласятся на поединок – теперь, когда погиб Фер Диад». – «Зачем мне вставать, о возничий, когда он пал от моей руки?» – вопросил Кухулин, и забытье, подобное смерти, охватило его. И воинство Медб с радостными кликами, подбрасывая копья и распевая победные песни, ворвалось в Ульстер.

Но прежде чем миновать Брод, они подняли тело Фер Диада и уложили его в могилу, и соорудили над ней курган, и водрузили на нем погребальный камень, где огамическими письменами указали имя и род. А из Ульстера явились друзья Кухулина, и они унесли его в долину Муиртемне, где омыли его раны, а его родичи из Племен богини Дану кидали в реку целебные травы, чтобы раны скорее зажили. Но он немало дней пролежал там в слабости и оцепенении.

Суаптайм едет поднять уладов

И вот Суалтайм, отец Кухулина, взял лошадь своего сына, Серого из Махи, и отправился в Эмайн, чтобы поднять уладов на защиту своей земли. По дороге он кричал: «Мужей Ульстера убивают, женщин уводят в плен, скот угоняют, а Кухулин один обороняет границы Ульстера против четырех провинций Эрин! Поднимайтесь и защищайтесь!» Но люди смотрели на него так, словно не понимали его слов. Наконец он добрался до Эмайна и там, перед друидом Катбадом, и королем Конхобаром, и всеми знатными мужами Суалтайм вновь воскликнул: «Мужей Ульстера убивают, женщин уводят в плен, скот угоняют, а Кухулин один обороняет границы Ульстера против четырех провинций Эрин! Поднимайтесь и защищайтесь!» Катбад же сказал на это: «Смерти достоин тот, кто нарушает покой короля»; и знатные мужи Ульстера покивали и проговорили: «Воистину так».

Тут Суалтайм в гневе развернул коня и уже собирался ускакать прочь, но тут Серый прыгнул, и всадник ударился шеей об острый край щита, висевшего у него на спине, и голова его, отрубленная, упала на землю. И все же она продолжала выкрикивать свою речь, и наконец Конхобар велел водрузить ее на столб в надежде, что, может быть, там она успокоится. Но голова не умолкала, и наконец правда начала доходить до затуманенного разума короля, и засверкали потухшие глаза воинов, и заклятие Махи понемногу оставило их. Тогда Конхобар поднялся и принес великую клятву: «Небеса над нами, земля под нами и море везде вокруг нас; и поистине, если только не упадут на нас небеса, и если земля не разверзнется, чтобы поглотить нас, и море не хлынет на сушу, я верну каждую женщину к ее очагу и каждую корову в ее стойло»[122]. Друид провозгласил, что час благоприятствует им, и король отправил гонцов созывать уладов в поход и называл им как живых, так и умерших воинов, ибо облако слабости еще не вполне оставило его.