Выбор в пользу геноцида был, однако, логически предопределен существованием более ранней концепции «окончательного решения», согласно которой миллионы европейских «недочеловеков» должны были быть насильственно депортированы на остров Мадагаскар, для использования которого в этих целях предполагалось заключить соответствующий договор с Францией. Сама же идея выросла из активно проводившейся в середине 30-х годов политики поощрения выезда евреев за пределы Германии. «Мадагаскарский проект», впервые вынесенный на широкое обсуждение в 1938 году, просуществовал (по крайней мере, теоретически) до конца 1940 года, на протяжении которого Эйхман разрабатывал план создания на острове автономной резервации для четырех миллионов евреев, управлять которыми должен был германский полицей-губернатор. Гиммлер и Гейдрих одобрили готовый план, однако воплотиться в жизнь ему было не суждено. Согласно голландскому изданию «Мемуаров» Керстена, вскоре после капитуляции Франции Гитлер отказался от этой идеи и велел Гиммлеру приступить к постепенному уничтожению европейского еврейства23. Однако лишь в феврале 1942 года Гитлер направил министерству иностранных дел официальный меморандум, в котором окончательно отверг «Мадагаскарский проект».

Решение о том, чтобы сделать геноцид национальной политикой новой Германии, было принято после длительного и тайного обсуждения вопроса, несомненно проходившего под диктовку Гитлера. По свидетельству Вольфа и Керстена, в этот период Гиммлер часто бывал обеспокоен без всякой видимой причины и казался поглощенным некоей важной проблемой, которую в силу ряда причин он не мог обсудить с окружающими.

Как бы там ни было, решение было принято. Тридцать первого июля 1941 года Геринг направил Гейдриху подробную директиву, в которой тот назначался ответственным за административное планирование массового уничтожения.

«В дополнение к порученной вам 24 января 1939 года задаче, состоявшей в том, чтобы добиться решения еврейской проблемы через эмиграцию и эвакуацию, которые в достаточной степени соответствовали тогдашним условиям, вам предписывается предпринять все необходимые меры, касающиеся организационной, финансовой и материальной сторон полного решения [Gesamtlosung] еврейского вопроса в районах германского влияния в Европе… Далее вам надлежит как можно скорее представить генеральный план подготовительных и иных мероприятий, необходимых для достижения окончательного решения [Endlosung] еврейского вопроса»24.

Согласно показаниям главы рейхсканцелярии Ламмерса, данным им на Нюрнбергском процессе, разницу между «полным» и «окончательным» решением еврейского вопроса Геринг разъяснил Гейдриху устно. В любом случае Гейдрих наверняка знал, о чем идет речь, так как своим первым заместителем в этих вопросах он назначил Адольфа Эйхмана. Одновременно Эйхман был обязан отчитываться и перед Гиммлером, сохранявшим непосредственный контроль над концлагерями, которым и предстояло стать центрами уничтожения. Давая показания на процессе в Израиле в 1961 году, Эйхман заявил, что даже в ноябре 1941 года еще «не знал никаких подробностей плана», хотя ему «было уже известно, что такой план существует»25.

В своих показаниях на Нюрнбергском процессе в январе 1946 года помощник Гейдриха Вислицени показал, что Эйхман действительно получил конкретные распоряжения Гиммлера только весной 1942 года. На встрече в кабинете Эйхмана в «конце июля или начале августа» обсуждалось истребление евреев в Польше:

«Эйхман сказал, что может показать мне письменный приказ, если это успокоит мою совесть. С этими словами он достал из сейфа небольшую папку с документами, перевернул несколько страниц и действительно показал мне письмо Гиммлера, адресованное шефу полиции безопасности и СД. Смысл письма сводился к следующему: фюрер распорядился достичь «окончательного решения» еврейского вопроса, а осуществление необходимых мер поручалось шефу полиции безопасности и СД, а также инспектору концентрационных лагерей. При этом «окончательное решение» не должно было применяться немедленно в отношении трудоспособных еврейских мужчин и женщин, которых надлежало сначала использовать на работах в концентрационных лагерях. Письмо было подписано лично Гиммлером. Я не мог ошибиться, так как подпись рейхсфюрера СС была мне хорошо знакома»26.

По свидетельству Вислицени, этот приказ, классифицированный как «совершенно секретный» и датированный апрелем 1942 года, был направлен Гиммлером Гейдриху и инспектору концентрационных лагерей. Эйхман в своих показаниях также подтвердил, что «под словами «окончательное решение» подразумевалось физическое уничтожение еврейской расы на восточных территориях» и что исполнение этого приказа было доверено ему лично.

Но и после того, как решение было принято, Гиммлер еще долго оставался подавленным. Проходя у Керстена очередной курс лечения, он после долгих расспросов признался, что фюрер планирует поголовное уничтожение евреев. Когда Керстен не смог скрыть свой ужас, Гиммлер от подавленности перешел к агрессивности и принялся с жаром доказывать, что евреев давно пора истребить, так как они всегда были и будут причиной раздоров и вражды в Европе. Как американцы уничтожили индейцев, так немцы должны стереть с лица земли евреев, говорил он, однако, несмотря на все свои доводы, Гиммлер не смог справиться с угрызениями совести и несколько дней спустя заметил, что «уничтожение целого народа – это не по-немецки».

Главным центром гиммлеровского плана уничтожения стал расположенный под Краковом Освенцим. Когда-то на этом болотистом месте, где даже зимой от земли поднимался сырой туман, уже располагался австрийский военный лагерь. Гиммлер переделал это военное поселение в концлагерь для поляков, который был официально открыт 14 июня 1940 года. Первым комендантом Освенцима был лейтенант Рудольф Хёсс, а его адъютантом стал не кто иной, как Йозеф Крамер, позднее руководивший лагерем в Бельзене.

Хёссу, ставшему одним из доверенных агентов Гиммлера, суждено было пережить падение Германии. В мае 1945 года он был взят в плен, однако сумел скрыть свое подлинное имя и был освобожден. Когда его схватили во второй раз, Хёсс назвал себя и 16 марта 1946 года написал письменное признание, в котором заявил: «Действуя по прямому указанию Гиммлера, полученному в мае 1941 года, я, будучи комендантом Аушвица, организовал в период с июня – июля 1941-го по конец 1943 года удушение газом 2 миллионов человек».

В Нюрнберге Хёсс был абсолютно откровенен и давал свои леденящие кровь показания со спокойной уверенностью хорошего управляющего. Позднее его передали польским властям, где Хёсс, коротая время в ожидании суда, писал свою биографию – возможно, самый невероятный документ, исходящий от нацистского преступника. Правда, многие бывшие нацисты обращались к воспоминаниям, но если Шелленберг, к примеру, со смаком описывает свои шпионские операции, превращая историю в подобие триллера, то Хёсс, получивший строгое католическое воспитание, предельно скромен, меланхоличен и даже склонен к морализаторству.

В своем автобиографическом опусе Хёсс, явно считавший послушание высшей добродетелью, изображает себя простым человеком, любящим тяжелую работу и военную службу, но вынужденным подчиняться разного рода преступным подонкам27. В Дахау ему не нравились применяемые Эйке методы, но, утверждая, что его «симпатии часто были на стороне заключенных», Хёсс признает, что «слишком полюбил форму СС», чтобы оставить службу. «Я считал, что лучше выглядеть суровым, чем слабым», – пишет он. Когда его перевели в Заксенхаузен, ему пришлось казнить офицера СС, из сострадания позволившего заключенному бежать. «Я был так взволнован, – вспоминает Хёсс, – что едва мог удержать пистолет». Но скоро казни стали его рутинной обязанностью, и Хёсс привык прятать голову в песок повиновения. Образцовое поведение и исполнительность привели к тому, что вскоре он был назначен комендантом Освенцима. «Там, – пишет Хёсс, – я жил только для моей работы… Я был поглощен, можно даже сказать, одержим ею… Трудности только усиливали мое рвение».