Рорк осторожно стянул халат с ее плеч. Тяжелый халат скользнул на пол. Рорк обнял ее.

— Еще. Еще. Я люблю тебя. — Ее губы скользнули по его уху, зубы царапнули шею. — Я хочу еще. Мне нужен ты. Весь. — Ева дернула полу его пиджака и засмеялась тихим, волнующе хрипловатым смехом. — Слишком много одежек. Как в самый первый раз, помнишь? На тебе слишком много всего одето. Придется мне это исправить.

Ева решила проблему просто: дернула на нем рубашку. И опять засмеялась.

— Да, так гораздо лучше. О боже, как я тебя люблю.

Дыхание пресеклось у нее в горле под действием его волшебных пальцев и губ, а ее пальцы тем временем занялись застежкой его брюк. И обнаружили, что он тверд, горяч и готов к бою.

— Внутри, я хочу, чтоб ты был у меня внутри. Чтобы ты сошел с ума и был у меня внутри. Я хочу видеть, что с тобой делается, и чувствовать, что делается со мной.

Он готов был подхватить ее на руки и унести в постель. Довести себя и ее до безумия. Но тут ее губы вернулись к его губам. Такие нежные… Такие сладкие… И он беспомощно провалился в теплые, влажные туманы любви.

— Идем в спальню, — прошептал он. — Идем со мной в спальню.

— Это слишком далеко.

Настроение Евы переменилось мгновенно. Она зацепила ногой его ногу, подсекла и налегла всем своим весом. Он опрокинулся на кушетку и оказался под ней. Глаза у нее горели.

Не успел он перевести дух, как она опять овладела его ртом. Язык дразнил его, зубы покусывали. Дрожа всем телом, он попытался найти равновесие.

— Я сама тебя возьму. — Эта угроза, произнесенная задыхающимся голосом, курсировала у него в крови. — Я не остановлюсь, пока не закончу, и ты не кончишь, пока не войдешь в меня. Пока я тебя не впущу.

Она требовала, брала, влекла его за собой к головокружительной грани, а потом замирала, пока он дрожал и задыхался, и вновь топила его в своей нежности. А потом все начиналось сначала.

Он уже готов был ее умолять. Или проклясть. И все равно она делала с ним, что хотела. С его телом и с его сердцем.

Его взгляд обезумел, сильные, тренированные мышцы непроизвольно сжимались под ее пальцами, под ее губами. Он повторял ее имя снова, и снова, и снова, мешая его с бессвязными словами на английском и на гаэльском. Что это было? Молитвы, мольбы, проклятья? Она не знала. Ей было все равно. Его пальцы вцепились в нее с такой силой, что оставили следы — наглядное доказательство того, что он потерял голову. Когда она позволила, он как голодный набросился на ее грудь. Его волшебные пальцы и губы толкали ее к оргазму, но она упорно держалась. Держалась.

Она решительно вознамерилась взять над ним верх.

Воздух застревал у нее в легких, сердце выскакивало из груди. И все-таки она наблюдала за ним. За тем, что творила с ним. Она следила за его глазами до той самой минуты, пока они не расплавились от того, что она творила с ним.

Она схватила его руки, сжала, словно тисками, и сказала:

— Давай. Давай, давай, давай!

Оседлала его, как дьяволица, и пустилась вскачь.

У него все плыло перед глазами. Она, казалось, светилась — была золотисто-белой, гибкой и сильной. Его тело вскидывалось под ней, наслаждение доходило до агонии. Темный луч этого наслаждения выжег его насквозь.

Он не двигался, ему казалось, что он никогда больше не сможет шевельнуться. Разум, реальность возвращались ползком. Постепенно он осознал, что их еще не усмиренные тела по-прежнему сплетены, а воздух наполнен их прерывистым дыханием и судорожными вздохами.

Господи, да есть ли во всей Вселенной человек счастливее его?

Ее влажная кожа все еще была горяча — Ева словно горела в лихорадке. Ее голова лежала у него на груди. Он всерьез подумал, что стоит просто закрыть глаза и уснуть. Вот прямо так, в таком виде, как сейчас. Уснуть на денек-другой.

Потом она застонала, глубоко вздохнула… Усилием воли он вернулся к реальности, с трудом поднял руку и погладил ее по спине.

Она, довольная, замурлыкала.

— Держу пари, ты этого не ожидал.

— Нет, не ожидал. Если б я только мог предположить, что ты, стукнувшись головой, превратишься в сексуального маньяка и изнасилуешь меня так жестоко, я бы сам двинул тебе по башке давным-давно.

Ева захихикала, уткнувшись ему в шею, потом снова вздохнула.

— Дело тут вовсе не в стукнутой голове, а в спагетти. А может, спагетти стали просто последней каплей.

— Мы будем есть спагетти до конца наших дней. На завтрак, на обед и на ужин.

Ева чуть подвинулась, теснее прижалась к нему.

— Я просто… из-за этого я просто расплавилась. Я хотела тебя соблазнить. Чтобы все было романтично. — Она подняла голову и улыбнулась, глядя на него сверху вниз. — А потом я ужасно проголодалась.

— Рад быть в твоем меню. В любое время.

— Я тебя затрахала до потери пульса.

— Это еще мягко сказано.

— Мы с тобой выглядим омерзительно.

— Тут двух мнений быть не может.

— Я думаю, надо принять душ, а потом уж есть холодные спагетти.

— Их можно разогреть.

— А мне холодные больше нравятся.

— Ну, ты у нас уникум, — пробормотал Рорк. — Ладно, идем в душ. Но ты будешь держать руки при себе, извращенка. Ты меня выжала, как лимон.

Ева фыркнула.

— А ты думал, так и будет всю жизнь везти только тебе одному? Пошли, приятель, так и быть, потру тебе спинку.

Они ели холодные спагетти, и, раз уж у Евы был вполне здоровый вид, Рорк налил ей бокал вина.

— Расскажи мне об Алексе Рикере. Как прошел обыск? Мне интересно.

— Мне кажется, у него одежды и обуви не меньше, чем у тебя.

— Нет, это никуда не годится. Придется мне немедленно кое-что докупить к моему гардеробу.

— А знаешь, что самое ужасное? — Ева погрозила ему вилкой. — Я знаю, что ты не шутишь.

— С какой стати мне шутить?

— Ладно, неважно. — Ева намотала спагетти на вилку. — Он нас ждал, он был готов. Нас поджидали трое адвокатов. Следили, чтобы мы вели себя как образцовые копы. Полное сотрудничество и всякая такая муть. В доме все роскошно, все на месте, все как должно быть. Но кое-что было не так, особенно гостевая комната. В ней явно никто никогда не гостил, пара шкафов выглядела так, словно их только что привезли с мебельной выставки. Это, конечно, не преступление — купить новую мебель или держать в доме пустую комнату, но на дверях сенсор для ладони и голосовой код.

— Гм, его личный кабинет. Вероятно, он держал там незарегистрированное оборудование, и его вывезли еще до того, как мы с ним говорили этим утром.