При этих словах Гаркер не выдержал и вновь застонал. Миссис Минна посмотрела на него с глубокой жалостью.

— Я чувствовала, что мои силы медленно убывают, и что вот-вот потеряю сознание, — продолжала она. — Не знаю, сколько времени это длилось. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Дракула, насытившись, оторвался от моей шеи…

Воспоминание об этом заставило миссис Гаркер содрогнуться от омерзения.

— Его губы были вымазаны кровью. «Вы тоже, — злобно усмехнулся он, — пытались бороться со мной. Вы помогали людям, желавшим расстроить мои планы. Вы знаете теперь, и ваши друзья узнают вскоре, что значит стать мне поперек дороги. Пока они старались одолеть меня, привыкшего к власти в продолжение столетий, я перехитрил их без труда, взяв у одного из них то, чем он всего более дорожит, превратив вас в своего помощника! Вы отомстите за меня, заставив каждого из них служить вашим нуждам. Но сперва я должен наказать вас за то, что вы хотели повредить мне. Отныне вы будете повиноваться моему зову. Когда я мысленно позову вас, вы исполните мое приказание и придете, даже если моря будут разделять нас. А для этого…» Дракула не договорил. Длинными острыми ногтями он расцарапал себе грудь. Когда кровь брызнула, он обхватил меня с такой силой, что я не могла шевельнуться, склонил мою голову к себе на грудь, так что губы мои невольно прильнули к его ране. Чтобы не задохнуться, я принуждена была проглотить несколько капель его крови. Бог мой, чем я заслужила столь жестокую кару? Сжалься надо мною и над теми несчастными, которые еще любят меня!

Бедняжка принялась тереть себе губы, как бы желая уничтожить следы недавнего омерзительного прикосновения. Ее муж сидел неподвижно, его лицо словно окаменело.

Мы решили устроить нечто вроде дежурства, чтобы в случае нужды прийти на помощь Гаркеру и его несчастной жене. Чувствую себя совершенно уничтоженным всем, что случилось, и знаю, что самый несчастный дом, над коим солнце сегодня встало, это мой.

ДНЕВНИК АНДРЕЯ ГАРКЕРА

3 октября. Я думал, что сойду с ума. Боже! Сколько ужасов приходится нам переживать! В шесть часов утра мы собрались в кабинете Сиварда. Когда я вошел, доктор был занят составлением свидетельства о смерти Ренфильда. Несчастный! Стоило ли жить, чтобы умереть так ужасно?

Первое решение, к которому мы пришли — ничего не скрывать от Минны, какой бы страшной действительность ни была. Она этому очень рада.

— Я слишком много перестрадала, — сказала Минна, — и все, что вы будете делать, может воскресить во мне надежду на спасение и потерянное мужество.

Фон Гельсинг пристально посмотрел на нее и тихо произнес:

— Дорогая миссис Минна, неужели после всего, что случилось, вы не боитесь? Нет, не за себя, а за других?

Лицо Минны словно застыло.

— Нет, мое решение твердо, — ответила она без колебаний. — Я буду строго следить за собой, и, если почувствую малейшее желание вредить близким мне людям, я умру, обещаю вам это.

— Дитя мое, — голос профессора задрожал, — вы ангел! Но пока этот изверг не убит, вы должны жить! Иначе вы тоже станете вампиром, как Луси. Поэтому вы обязаны употребить все усилия, чтобы сохранить свою жизнь. Вы должны бороться со смертью, даже если она придет к вам непрошеной! Ради спасения вашей души приказываю вам не думать о смерти!

Бедняжка побледнела, услышав эти слова. Последовало долгое молчание, которое никто из нас не решался нарушить. Наконец, овладев собой, Минна протянула руку профессору.

— Обещаю вам, дорогой друг, что с божьей помощью я буду стараться жить, пока весь этот кошмар не кончится.

Твердость, звучавшая в ее голосе, ободрила нас, и мы принялись обсуждать план дальнейших действий. Фон Гельсинг сказал:

— Пока солнце не зайдет, этот изверг не сможет превратиться ни в туман, ни в летучую мышь, ни стать невидимым. Поэтому надо сегодня же отыскать и освятить все пятьдесят ящиков с землей, дабы лишить его возможности пользоваться своим убежищем.

Я вскочил, прося друзей не терять времени ради несчастной Минны.

— Мы должны действовать обдуманно, — остановил меня профессор. — У графа должны быть купчие на приобретенные дома, ключи, документы. Предполагаю, что он хранит бумаги на Пикадилли-стрит, в самом людном квартале Лондона, благодаря чему его появление там не привлечет ничьего внимания. Первым делом необходимо обыскать этот дом.

— Так отправимся туда сейчас же! — воскликнул я.

— Появившись там так рано, мы можем возбудить подозрения полиции. Поедем позже, когда улицы будут полны народу. Сделав вид, что мы владельцы дома, потерявшие ключи от входной двери, позовем слесаря и велим открыть дверь, нисколько не смущаясь присутствием полицейского. Но нам надо разделиться: двое отправятся на Пикадилли-стрит, а трое — в Чиксанд и Джемейс-Лен, где, по сведениям Гаркера, сложены остальные ящики.

Минна слушала фон Гельсинга с нескрываемым интересом. Я был рад, что она несколько отвлеклась от воспоминаний об ужасной ночи. Однако ее лицо было смертельно бледно и очень похудело.

Профессор продолжал:

— Прежде всего надо освятить ящики в часовне. Потом мы поедем на Пикадилли-стрит. Возможно, граф объявится там, поэтому Гаркер, Сивард и я останемся в доме, а Артур и Морис отправятся в Чиксанд и Джемейс-Лен.

Мне хотелось остаться с Минной, чтобы быть рядом с ней в случае возможной опасности. Она же ни за что не хотела допустить этого, говоря, что мне необходимо ехать с остальными.

— За меня не бойся, — прибавила моя жена. — Если Богу будет угодно, я обойдусь без посторонней помощи.

За завтраком все старались, насколько возможно, скрыть свою тревогу. Фон Гельсинг спросил, вооружённы ли мы как следует, и обратился к Минне:

— До захода солнца вы в совершенной безопасности, а к вечеру мы вернемся, если не… Конечно, мы вернемся! К тому же я принял кое-какие меры предосторожности, и Дракула не сможет проникнуть в вашу комнату. Но все же я хочу предохранить вас, а поэтому благословляю…

Профессор достал распятие и приложил его Минне ко лбу. Раздался пронзительный ужасающий крик, болезненно отозвавшийся в моем сердце. На том месте, где крест коснулся кожи, образовался глубокий красный шрам как от сильного ожога. Минна, упав на колени, разразилась потоком слез. Спрятав лицо в свои длинные роскошные волосы, она кричала:

— Я опозорена, я нечиста! Даже Бог отвергает мое оскверненное тело! Я сохраню это постыдное клеймо до самой смерти!

Я бросился к ней, стараясь найти хоть слово утешения.

— Не сокрушайтесь, дорогая! — наклонился к Минне профессор. — Бог милостив! Он не оставит вас!

Настало время ехать, и я простился с Минной. Никогда не забуду этого прощания. Если в конце концов Минне суждено стать вампиром, я приму ту же участь, так как не хочу расставаться с ней.