Поревела немного, не без этого. Временами брала в руки смартфон и проверяла, есть ли какие-нибудь сообщения от Родиона или, быть может, пропущенные звонки. Нет, ничего такого.

Я лежала на диване в халате, растрепанная и ненакрашенная, заплаканная и несчастная и старалась думать о чем-нибудь другом. Но думалось только о нем.

И мне совершенно не было радостно из-за этого миллиона на счете, хотя, конечно, к моему облегчению я понимала, что мне не обязательно теперь начинать поиски работы в ближайшие дни.

День, несмотря на кино, проходил вяло и медленно. А к вечеру мне уже просто хотелось дождаться ночи и заснуть. И я стала подумывать о том, чтобы спуститься все-таки в магазин и купить себе какого-нибудь винца. Напиться и заснуть. Усмехалась сама себе — как мне оказывается просто стать алкоголичкой.

Усмехалась горько, тихо плача и шмыгая носом. Вот ведь зареванная дура, думала я. Ну с чего ты взяла, что ты ему нужна? С того, что с тобой он занимался сексом больше двух раз? Или с того, что с тобой был нежнее, чем с другими? Самым нежным он все равно был со своим Огоньком. И никто ему кроме его хорька и не нужен. Радуйся, что он тебе долг простил, хоть вся ваша афера и накрылась медным тазом.

А потом я перестала себя жалеть. Как-то так разом. Выключила кино, встала и пошла в душ. Приводить себя в порядок. Чтобы одеться, накраситься и выйти в магазин. Не за вином. А за продуктами. Приду домой и приготовлю какое-нибудь новое, классное блюдо. И буду его есть и музыку слушать. Непременно веселую. А потом залезу в ванную, позвоню какой-нибудь старой подруге и буду с ней болтать и есть нарезанные ломтиками овощи на красивом белом блюде. Поставлю его на табуретку рядом с ванной и буду лопать. Перчик сладкий, огурчики, помидорки. Кинзу обязательно. И редиски возьму. С черным хлебушком. И не буду грустить. Буду радоваться. У меня все хорошо.

Подумала я это и залилась слезами. В голос стала реветь. Лежала и плакала. В подушку выла. Так мне было плохо.

И тут я услышала телефонный звонок. Сначала даже не поверила. Подняла голову, прислушалась. Точно, звонил кто-то. А телефон лежал на кухне, рядом с чайником.

Я вскочила с дивана и побежала на звук. И оторопела, когда взяла надрывающийся смартфон в руки и увидела, что звонила "Зоя Васильевна, аренда". Я так растерялась, что когда наконец попыталась принять вызов, он уже прекратился. Совсем как вчера, когда я вышла из кабинете Александра Сергеевича. Только на этот раз пропущенный вызов был всего один.

Перед тем, как перезвонить, я решила умыться и высморкаться, потому что не хотела, чтобы он слышал меня сопливой и зареванной и побежала в ванную. Сделав это, я взяла в руки полотенце и тут смартфон зазвонил вновь.

— Алло, — тихо сказала я, напрягшаяся в ожидании.

— Привет, малявка, — послышался знакомый и уже такой родной голос Родиона. — Тебе удобно говорить?

— Да, конечно, — сглотнув, сказала я.

— Ты ужинала?

— Еще нет, — растерянно ответила я.

— Самое время, не считаешь?

— Наверное…

— В общем, если ты не против, то я за тобой заеду и поужинаем вместе. На речном трамвайчике. Как ты на это смотришь?

Надо ли говорить, что я с радостью согласилась и уже через полчаса выбежала из подъезда навстречу подъезжающему к дому Родиону?

Собиралась я в такой спешке, что не раз пожалела, что идея принять душ и привести себя в порядок не пришла ко мне раньше. Носилась по квартире, как угорелая, с радостной улыбкой на лице. Всего один звонок — и такая разница состояний! Я чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете, хотя еще час назад чувствовала себя глубоко несчастной!

И когда Родион вышел из машины и улыбнулся мне, я чуть снова не заплакала. От наплыва чувств. От счастья и благодарности.

Красивый, стильный, мой Родиоша. В темно-синем пиджаке, белой рубашке в едва заметную синюю полоску и черных джинсах, он шел мне навстречу и улыбался. Обняв его и прижавшись щекой к его могучей груди, я дала себе волю немного поплакать. А он гладил меня по голове и бормотал:

— Малявка, ну ты че? Ну чего ты?

А я крепко-крепко прижималась к нему, буквально вцепилась в него и не желала никуда идти. Хотела просто стоять так и все. А потом, когда я все-таки оторвалась от него, он чуть склонился ко мне, нежно поцеловал в губы, вытер пальцем слезы и сказал:

— Я хер знает, че ты ревешь, но у нас типа билеты и все такое. Поехали, а?

Я рассмеялась и наверное, это было нервным. В любом случае, спустя пять минут мы уже мчались по ночной Москве в его синем "Порше" и обсуждали то, что я уже больше суток хотела с ним обсудить.

— Ну расскажи мне, — настаивала я, потому что поначалу он отпирался или отмалчивался. — Ну расскажи, — я погладила его по ноге и чмокнула в щеку.

Он улыбнулся, нежно глянул на меня и снова уставился перед собой. Он был не из тех водителей, которые редко смотрели на дорогу.

— Чего тебе рассказать?

— Почему ты сорвал час Х?

— Долго объяснять.

— Ну у нас же вся ночь впереди, да?

- Да.

— Так почему?

Он вздохнул и снова улыбнулся.

— Потому что… Возможно захочу познакомить тебя с отцом. После часа Х это стало бы невозможным. Либо фарсом.

Услышав это, я растерялась.

— А-а… - протянула я, — а зачем ты хочешь меня познакомить со своим отцом?

— Я еще точно не решил, хочу этого или нет. Но склоняюсь к мысли, что хочу. Важно, чтобы и ты этого хотела.

— А, а зачем?

— Малявка, давай мы перенесем этот разговор на попозже, окей?

— Хорошо… — сказала я и, выпятив нижнюю губу, игриво-печально вздохнула.

Мы немного помолчали.

— А почему ты решил подняться в офис брата?

— Потому что испугался за тебя. Понимал, что ты растерялась. Не хотел, чтобы мой брат попытался тебя принудить к сексу. Ревновал.

— Ты? — распахнула глаза я. — Ты меня ревновал?

Родион усмехнулся.

— Я что, по-твоему, не человек, что ли? Да, ревновал. Мне вообще эта идея с часом Х нравилась все меньше и меньше. Я просто не привык отступать от намеченных целей. Не очень гибкий человек в таких вещах. Но речь шла не обо мне. А о тебе. И о нас.

— О нас?

— Да, о нас.

— А есть мы?

Он снова усмехнулся.

— Кто сейчас едет в этой машине есть утку в ресторане речного трамвайчика?

— Мы, — улыбнулась я.

— Ну, вот. Значит, есть.

— А о чем ты с братом говорил?