Сейчас, в ночи, разговоры были о еде. От арбузов астраханских мы с Олей закончили баклажанами жареными (с чесноком, орехом грецким), картошкой варёной (с луком ялтинским), говядиной тушёной (с подливом). Повторяю это на бумаге, а рот слюной исходит.

(Васко да Гама основан был в 1543 году. С тех пор численность его населения изменилась мало. Нынче здесь проживают 58 тысяч человек.)

Ночью дождило – шумно, напористо. Утром Панаджи был влажный, скользкий.

Всякий лестничный подъём опасным оказывался – камень слизью зелёной затянут. За стенами своих домов хозяева ухаживают (скребут их от грибка чёрного); лестницами общими пренебрегают – ознаменовал я это падением широким, во всю спину. Падая, заботился о фотоаппарате, отчего упал неприятно, болячку долгую усадив под лопаткой.

Подножную слизь нашли мы и в городке соседнем – Васко да Гама, куда приехали к одиннадцати часам (тридцать минут на рейсовом автобусе; радиальный выезд). Здесь, однако, улочки некоторые были густо посыпаны хлоркой.

Перед описанием города нового скажу о странности, мною не разгаданной. Уже в четвёртый раз слышу я от незнакомца похвалу своей бороде. Все четверо были парнями двадцати-двадцати пяти лет (от того, что встретился мне в Дели, до сегодняшнего, в автобусе соседом оказавшегося); слова их были одного порядка: «У вас замечательная борода». «Мне нравится такой стиль». «Вы сами стрижёте?» Далась им моя борода! Объяснение предположить могу одно – борода у меня цвета рыжего, и мужчинам местным чудится это благословением. Пишу так, потому что видел индийцев, чёрную бороду красивших хной – в оранжевый цвет. Встречались и те, что волосы всей головы до рыжих оттенков вымазывали.

В разговоре про цвета́ нужно вновь упомянуть трепетность индийцев до белой кожи. В современных болливудских фильмах лучшие роли доверены светлокожим актёрам (большим контрастом видятся фильмы старые, где все темны и даже черны). Особенность эта проявляется и в рекламе: кремы для осветления кожи предлагаются; индийцы, пиццу запёкшие и семье скормившие, радуются – от радости такой заметно светлеют кожей. Диковинно всё это, но… я отвлёкся от Васко да Гамы.

Васко (так коротко называют его местные жители) сравнить хочется с фрегатом, пришвартованным к Индостану в далёкую эпоху португальских королей-завоевателей и с тех пор, словно ракушками, обросшим жизнью индийской.

Город плесенью, грибком чёрным пропитан. По окраинам заросло всё зеленью – мосты, хижины, столбы и протянутые от них провода обомшели листвой.

В центре Васко – здания серые, громоздкие; в них европейского мало. Улицы широкие, дворы просторные. Грязи больше, чем в Панаджи, но свалки всеобщей нет. Нищие встречаются; нашлись даже те, кто в привычном «hello-o-o» за руки хватал, но досаждали они редко.

Сам Васко скуден до мест туристических. Здесь – перевалочный пункт. Отсюда едут на пляжи – понятно это из обилия автобусов, пляжами помеченных, и от того, что срывающиеся к нам таксисты предлагали именно «Beach! Beach!» (наиболее проворные предложения свои из русских слов составляли). В знакомстве местных жителей с людьми русскими убедили нас продавцы ювелирных и сувенирных магазинов, выходившиt навстречу и понятным слогом произносившиt: «Заходите! Смотрите! Дёшево!»

Жар сегодня был особенный. Однако не помешало это дождю случиться трижды – кратко, но мощно, будто включался над нами водопад.

Отказали очередному таксисту в поездке на пляж; вышли к холмам полуострова – отстранившегося от Васко на несколько километров в океан. Оказалась там зона портовая, промышленная, тюремная, но прогулка, пусть солнцем испечённая, запомнилась мне приятной (Оле напекло голову до шуток непонятных и песен советских, так что ей чувства, должно быть, сложились другие).

С холмов виден город весь, и прежде всего порт – широкий, в кораблях больших, ржавых. Если бы не грохот и движение точек чёрных (рабочие), представить можно было бы порта заброшенность давнюю, устойчивую.

Растительность здесь (по влажности и жаре) густая. Деревья многие до неузнаваемости заросли венками моховыми – похожи на кикимор карнавальных.

В промзоне улочки устроены подлинно индийские – с помойками, от зноя пахнущими резко, с коровами, из этих помоек для молока лучшего обедающими, собаками плешивыми, шороха всякого пугающимися. Но людей здесь мало. В сторону – к цистернам монументальным – вовсе безлюдно. Только ящерицы вдоль дороги бежали да во́роны кричали.

Тюрьма оказалась тихой, мшистой. Не могли мы понять населённость её или заброшенность. По кайме забора тесно усажено битое стекло. Серой коробкой стоит судейским дом, за ним – дома простые, неизменно чёрные от порога до крыши (из-за грибка). Отсюда виден океан, песчаный пляж. Продолговатые буруны к берегу спешат; им в отражение по небу катятся облака редкие, вскученные.

Наконец от тишины промзоны возвратились мы в центр Васко. С холмов спускаясь, видели дома, в зарослях изгнивающие. Лестницы, зеленью облепленные, пороги, корнями изуродованные. В окнах заметна жизнь чёрная, бедная.

В городе магазинов много, спиртным торгующих. Людей курящих больше. Индийцы носят здесь футболки Chelsea, Messi.

Не нашли мы в Васко уюта, от Панаджи примеченного; при первой же темноте вышли к автобусу – выезд радиальный окончили.

К завтрашнему вечеру мы простимся с Гоа для знакомства с Бомбеем, для поездки долгой на север Индии, для ожидаемых с трепетом Пенджаба и Кашмира.

Ужинать случилось в вегетарианском ресторане. И ворчали мы о том, что для кухни такой названия сохранились мясные: омлет, котлета, бургер, сэндвич. Омлет – без яиц, бургер – с котлетой овощной…

(Город Старый Гоа иначе назывался Велха Гоа; сейчас южнее найти можно новый город с таким же названием – Velha Goa, отчего бывает путаница.)

Через три часа выходить нам к автобусу до Бомбея. Успею записи сделать о дне сегодняшнем.

Резвости значимой мы не показали – позволили себе отдых. Съездили в Старый Гоа и тем любознательность свою ограничили.

Переезд был двадцатиминутным; о нём скажу лишь то, что сидеть в автобусе индийском сложнее, чем стоять, – сиденья в них тесные (такие, что на двухместность эту могу я рассесться один и твёрдо).

Старый Гоа – это не город и даже не село, это – место . Памятниками тут могучие церкви стоят. Величиной стен и алтарных возвышений португальцы, нужно полагать, утвердиться хотели здесь навечно. Не получилось.

Возле дороги музей устроен, где плиты гербные собраны – из тех, что лучше сохранились; прочие разбросаны по лужайкам, плесени отданы на съедение. Здесь же стоят три церкви-великана (такими кажутся они в сравнении с индийскими храмами).

Вновь подметили мы: туристы в прогулках ограничиваются тем, что предписано путеводителем или гидом; нет им интереса рвануть в сторону – к промзоне, к обрыву, к зарослям. Так, не нашли мы никого в церкви, над рекой Мандови построенной – с видом долгим на заречье, на леса береговые (вышли сюда, проплутав от главной дороги).