Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, все эти дедуктивные упражнения были наивны до абсурда. И вдруг в голове мелькнуло одно воспоминание. Монике угрожал расправой какой-то сутенер. Так мне сказала Малу недели три назад, но я не обратил на это внимания, ибо при их профессии подобные угрозы не редкость, хотя обычно не приводятся в исполнение. И тем не менее…
Как звали этого сутенера? Даниэль? Чанель? Камель? Да, Кэмел. Где он жил? Я не знал. Где промышлял? Тоже не знал.
Но верно и то, что в морге Моники не оказалось.
Что же еще? Оставалась надежда отыскать ее у матери, о чем говорила девица из 'Тропиканы». Но как установить местонахождение матери? Там, где она работает, должны знать. Я тут же нашел номер телефона и позвонил.
Мне ответил безразличный голос, сменившийся через несколько минут ожидания голосом раздраженным, который отдал меня во власть голоса хамоватого. В общем, коллекция голосов казалась неисчерпаемой, и я уже устал повторять, что мне надо срочно поговорить с такой-то сеньорой, когда наконец молодой женский голос, менее враждебный, чем предыдущие, сообщил, что эта сеньора в отпуске и находится в Варадеро.
– В Варадеро? А где именно? – робко спросил я.
– Не знаю. Я работаю в другом отделе, – вяло ответила девица. – Может быть, она проживает в нашем пансионате, но возможно, поселилась и в каком-нибудь отеле. Я слышала, что в прошлом году она останавливалась в отеле.
– А в ее отделе кто-нибудь знает, где она сейчас? – спросил я.
– В офисе никого нет. Здесь вообще никого нет. Сейчас все в отпуске. – В голосе зазвучали нотки раздражения.
– А где находится ваш пансионат? – отважился я спросить.
Девица дала мне адрес.
– Как туда позвонить?
– Куда – туда? – В голосе послышалось озлобление: вот привязался идиот.
– В пансионат.
На другом конце провода воцарилось молчание, и я подумал, что ответа мне не дождаться.
– Дом – новый, телефона там еще нет, – наконец устало ответила девушка.
– Как же это нет… – начал было я, но в трубке раздался сухой щелчок, и диалогу был положен конец.
Меня не оскорбило такое обхождение. Чего еще можно ждать? Главное, что мать в самом деле на этом курорте. Но в каком месте? В своем пансионате или где-нибудь в отеле? Мне надо было непременно с ней встретиться. Но как? Сначала я обзвонил те несколько отелей в Варадеро, где можно расплачиваться нашими родными песо.
– Сеньорита, – сказал я, набрав номер междугородной станции, – мне надо связаться с Варадеро.
– Ждите, сеньор, все линии заняты, – ответила телефонистка, не дав мне произнести название отеля.
Прошло полчаса, трубка все еще была прижата к моему уху. Меж тем золото вечернего заката погасло вместе со светилом и на меня надвинулась ночь.
Из окна своей голубятни я видел справа огоньки города, похожие на маленькие свечки на большом юбилейном торте. Слева все тонуло во мгле – казалось, эта часть города вообще распрощалась с жизнью. Чтобы скрасить ожидание, я отхлебнул немного рома.
– Алло, вызываю междугородный, – повторил я в сотый раз и наконец услышал ответ.
– Междугородный слушает.
Я назвал отель, и телефонистка меня с ним соединила. Аппарат не отзвонил и двадцати раз, как в гостиничном ресепшн подняли трубку.
– Нет, сеньора под этим именем здесь не проживает. Звоните в другой отель.
– Спасибо, – сказал я. И снова начался нудный процесс междугородных соединений, хотя на каждый вызов теперь уходило не более пятнадцати минут.
К десяти часам вечера были проверены уже три отеля, а полбутылки рома переправилось в мой желудок. Я чувствовал себя прекрасно, несмотря на тщетные хлопоты. Оставалось навести справки еще в двух отелях, но я не стал туда звонить: слишком дорогие заведения и только для иностранцев. Мать Моники в них не поселится.
В одиннадцать вечера я вышел на свою обычную позднюю прогулку.
Сильные резкие порывы ветра вздымают и швыряют в лицо уличный мусор. Моника торопится добраться до дома.
Ох, этот проклятый ветер, который просто выводит из себя. Сволочь, говорит она, когда бешеный порыв ветра едва не сбивает ее с ног и заставляет ускорить шаг.
Там, за углом, ее дом. Наконец-то можно будет отдохнуть, принять душ, послушать битлов, сесть за дневник, лежащий без дела более чем две недели.
Пока ветер беснуется на улицах, барабанит в окна и двери, она напишет, что ей чудится, будто Он потерял к ней интерес, замкнулся в себе, вроде бы охладел. Может быть, с Ним что-то стряслось, а Он от нее скрывает? «Этот человек в тебе души не чает», – говорит ей Малу. Странная все-таки эта Лу. Всегда предостерегает подругу, советует не доверять Ему, как, впрочем, и всем мужчинам вообще, а тут вдруг проявила такое к Нему расположение.
Около дома на деревянных ящиках сидят две соседки – не по возрасту красивая старуха и женщина средних лет – и беседуют, оглядывая прохожих.
– Добрый вечер, – говорит Моника.
– Добрый вечер, милая. – От старухи веет приветливостью и покоем.
– Слыхала про Кету? – спрашивает женщина.
– Про Кету? А что с Кетой?
– У нее опять случился кризис, и ее увезли.
– Господи Иисусе! – Моника входит в подъезд.
– Как твой песик? Здоров? – спрашивает добрая старуха.
– Да, – Моника оборачивается. – А что?
– За весь день ни разу ни тявкнул, ни залаял. Странное дело.
– Любит поспать. – Моника направляется к лифту.
– Очень славная собачка, – говорит ей вдогонку женщина средних лет.
У двери Моника вынимает из кармана ключ и вставляет в замок. В передней темно, а Чарльз не бросается на нее, как обычно.
– Чарльз, Чарльз, – зовет она, включая свет.
Напряжение нарастает. Ей уже кажется, что при свете лампы она увидит сейчас что-то страшное: то ли погром в квартире, устроенный ворами, то ли самих бандитов, поджидающих за дверью.
Однако вся мебель на месте, цветной телевизор и музыкальная аппаратура в порядке, все как всегда. Только Сэра Чарльза нигде не видно.
Моника идет на кухню. Еда, оставленная для Чарльза в миске, не тронута.
– Чарльз, Чарльз, – снова зовет она, направляясь в комнату. – Ты где?
Слабый лунный свет, проникающий через окно, рисует замысловатые узоры на кровати и на полу.
– Чарльз, куда ты запропастился?
Моника нервно щелкает выключателем, комната освещается, ее встречает собственное отражение в зеркале шкафа.
– Что с тобой? Чарльз!
Чарльз лежит возле кровати на боку, вытянув лапы: из полуоткрытой пасти свешивается язык.