— Што там? — властно спросил хозяин кабинета.

— Можно? — заглянула Верочка.

— Можна, — кивнул Петриков.

Зашла Верочка с подносом, на котором стояли две чашки, чайник, сахарница, блюдце с вареньем. Чашки были украшены большими алыми цветами и выглядели недостаточно государственно.

— Может, уже Выхухолева позвать? — спросила Верочка, подавая чай.

— А дауно сидит? — спросил хозяин Верочки.

— Полчаса где-то.

— Ладна, зави.

Вошел Выхухолев. Он выглядел перепуганным. Его впервые позвали в этот кабинет. До этого он встречался с Петриковым и Степаненей исключительно в неформальных условиях, обеспечивая порядок во время их отдыха на природе. Роль Выхухолева обычно сводилась к тому, чтобы перекрыть въезд в лес, стать на входе в охотничий домик, никого не впускать, ну и иногда поджарить шашлычка, если повара попросили жалобно спеть «Ой, то не вечер, то не вечер».

— Ну што, Выхухалеу? — спросил Петриков.

— А что? — еще больше испугался милиционер.

— Вот ты нам раскажы, што? — напустил еще больше серьезности на себя Петриков.

— Все под контролем, — вежливо сказал Выхухолев. Подумав, он предупредительно переспросил: — Ведь все под контролем?

— Чэпэ у цебя, Выхухалеу, — покачал головой Петриков.

— Какое ЧП? — побледнел Выхухолев.

— Чалавека убили. Непарадак.

— Ну, это не ЧП, это рабочий момент, — ноги Выхухолева мелко затряслись.

Больше всего он боялся, что сейчас его спросят о лежащих дома в холодильнике долларах, и он начал продумывать, как будет защищаться. Версии, объясняющие доллары в холодильнике, в голову не шли, спотыкаясь о неожиданно пришедшее воспоминание, что он забыл поставить размораживаться говядину на ужин.

— Как рабочы мамент? — не согласился Петриков. — Жизнь чэлавека — для нас самая глауная цэннасьць. Задача гасударства — абеспечыць непрыкаснавеннасьць жызни и здароуя сваих граждан, так?

Выхухолев расслабился, так как понял, что его вызвали скорей на профилактическую беседу, нежели на конкретный разговор о вскрывшихся фактах.

— Ты садись, Выхухалеу, — предложил Степаненя.

Выхухолев примостился у края стола и обобщил:

— У нас за прошлый год в районе 12 убийств. Так что рабочий момент. В данном случае силами РОВД был обеспечен выход на преступника по горячим следам. Подозреваемые задержаны. Даны признательные показания. Дело уже практически готово к передаче в суд. Картина преступления восстановлена по секундам. Рабочий момент.

— Эта ты маладзец, што па гарачым следам, — похвалил Выхухолева Петриков.

— А что, из Минска звонили, может? Или из Гомеля? — решил милиционер прощупать причины вызова.

— Есьли б па тваей рабоце з Минска пазванили, Выхухалеу, ты бы не у нас абъяснения давал. А у кампецентных органах, — заверил его Петриков.

— Майор, ты зачэм газету закрыу? — строго спросил председатель районного совета депутатов.

— Почему закрыл? — на душе у Выхухолева потеплело. Он понял, что вызвали его из-за Петровича, а Петрович серьезных проблем причинить не мог. — Я проверял алиби у подозреваемого. Потому что у нас перед законом все равны. Будь ты милиционер, журналист, доярка или конюх. В процессе следственных действий подозреваемый повел себя неадекватно. Размахивал руками, ругался матом. Пришлось всю технику изъять для проверки. И потом, что он все пишет?

— Не, ну панятна, — предупредительно согласился Петриков, — он и нам ужо вот тут сидит, — он ткнул в горло.

— Но людзи привыкли: кажнае утро прыходзит газета, — объяснил Степаненя. — А у ей праграма перадач на дзень. А кагда газеты нет, где сматрэць праграму перэдач?

Выхухолев виновато пожал плечами.

— Ну што, панимаеш, што сдзелау?

Милиционер виновато кивнул.

— Ва сколька серыал «Сваты» сегодня? А?

Выхухолев не знал.

— Жонка уже трэци дзень с шасьци вечыра возьле телевизара вынуждена сидзець, штобы ничыво важнага не прапусьциць, — осуждающе сказал Степаненя.

— Виноват, товарищи. Будем исправлять ситуацию. Может, даже досрочно отпустим, если надо, — пообещал Выхухолев.

— А как у цэлам ситуацыя с прэступнасьцю? — скучая поинтересовался Петриков.

— Ведем профилактику. Работаем в школах. Введена лекция о вреде табакокурения и алкогольной зависимости в лесотехническом техникуме. Ведется патрулирование прилегающих к винно-водочным магазинам районов с целью предотвращения преступлений, совершаемых в состоянии алкогольного опьянения. Начаты концерты коллективов художественной самодеятельности в сельских клубах в деревнях, чтобы люди не только, значицца, пили, но имели культурную программу. Планируем ограничить продажу алкоголя после двадцати двух. В июле у нас будет месячник сдачи незарегистрированного оружия. Кто отдаст государству незарегистрированные двустволки, тому за это ничего не будет. Введен учет потенциально социально опасных элементов.

— Ты, Выхухалеу, падпаукоуникам стаць рэшыл? — внезапно пожурил его Петриков.

— Откуда вы узнали? — улыбнулся Выхухолев.

— Харакцирысцику на цибя запрасили. С верха, — покачал головой Петриков. — И мы вот с Сименам сидим и не знаем, как на цибя харакцирысцику писаць, если ты у падпаукоуники пашол и да сих пор не праставиуся.

— Проставлюсь, как звание получу! — шуточно отдал честь Выхухолев. — Еще ведь не присвоено!

Петриков посмотрел на него с улыбкой:

— Выхухалеу, Выхухалеу. Жук ты жуком, а без цибя раён пагибнет. Цыны цибе нет. Усе на цибе дзержицца. Ордзен цибе нада даць, а не звание падпаукоуника. Выпьеш с нами?

— Вообще-то нельзя, я ведь при исполнении, — Выхухолев зажмурился, втянул голову в плечи и махнул рукой, — но с такими людьми да в таком кабинете, да за одним столом когда еще буду!

Петриков открыл глобус и достал бутылку Famous Grouse.

— Ты пець умееш? — дальновидно спросил у Выхухолева Степаненя, осознав, что встреча может затянуться.

— Еще как! У меня бабка в районном театре Жизель танцевала! — с гордостью сказал Выхухолев, понимая, что наступает, возможно, самый главный момент в его карьере.

— Дала, — подтвердил Серый.

Он развернул на столе украшенный трехцветными пауками льняной рушник, внутри которого притаился пирог с капустой:

— Во. Угощайтесь, пацаны.

На дворе было позднее утро, Хомяк и Шульга не ужинали вечером накануне. Поэтому, отталкивая друг друга локтями, они накинулись на пирог, ломая мякоть руками, кроша плетеный кантик, выгребая начинку горстями.