Почему ты согласился?

— На что?

— Привезти меня сюда.

Надувает щеки и пожимает плечами, будто мальчишка.

— Захотелось.

— Но я же…

Снова улыбается, немного склонившись.

— Что, Нин?

Позади меня щелкает дверной замок. Я могу не вслушиваться, чувствуя, как приоткрылась дверь и вышла Алика, специально громко шаркая ногами по паркету.

— Ой, фу, только не при мне целуйтесь! — Сфальшивила, взвизгнув и сбежав к дивану, как только Дамир посмотрел на нее.

Тот закрывает глаза, сжимает губы и загибает пальцы, будто считая до пяти. Выдыхает, осматривается, снова щелкает меня по носу и спокойненько выдает:

— Девушки, развлекайтесь.

А следом уходит, собираясь нас здесь оставить.

Нормально вообще?

Алика же выжидает, когда за братом закроется дверь ванной, крадучись пробирается на кухню, постоянно на меня озираясь, замирает, вслушиваясь, и только что-то расслышав, говорит мне:

— Если ты сдашь ему, что мы с тобой выпили полбутылки его вина, ты завтра проснешься счастливой, но точно побритой налысо. Усекла?

Я пытаюсь не рассмеяться, искренне возмущаясь.

— С чего ты взяла, что я пью?

Та морщит носик, наклоняется к шкафчикам, проговорив:

— Можешь не пить, но салат ты мне все равно сделаешь.

— Я отвратительно готовлю…

— Ой, что там готовить, скажешь тоже! — На этом достает бутылку, довольно улыбнувшись.

Я не разбираюсь в вине. Мой удел — строить дурочку от простеньких коктейлей. Так что я не понимаю и не хочу понимать, чему так рада Алика, уже доставая все ингредиенты на греческий.

Но все равно иду к ней и помогаю помыть овощи, не зная, чем еще себя занять. Та вдруг отрывается от поиска бокалов, замерев.

— Вообще ты мне не нравишься.

Не остаюсь в долгу.

— Ты мне тоже.

— Меня драконит, что ты знаешь эту выдру…

— Мы не подруги… — Как легко я отказываюсь от человека, да?

— Плевать, — тянет, наконец найдя нужные стекляшки, — все равно это бесит, так что не пытайся быть хорошенькой, я не поверю.

— Я и не пытаюсь.

Кивает, опять заглянув в огромный двустворчатый холодильник.

— Но вообще, — вдруг кивает на барный стул, — сядь уже, что ты зависла?

Сажусь, смотря, как она оперативно находит салатницу, нож и разделочную доску, начиная все нарезать, будто тысячу раз этим здесь занималась. Потом вздрагивает, будто опомнившись, подкатывает ко мне банку итальянских маслин, позволяя открыть, и снова погружается в готовку.

— Так вот, ты меня бесишь, но если у вас с ним все серьезно, — Кивает в сторону ванной, — то я не против.

Я сдвигаю к ней открытую банку, пытаясь не думать о сказанном. Мне стоит сказать, что я здесь ненадолго? На один раз? Что все это не всерьез?

— Я…

Не дает договорить, выставив вдруг указательный.

— Но если ты его бросишь, поверь мне, я тебя точно найду в твоем мухосранске и прибью!

Отлично, я дожила и считаю это забавным. Алика дорезает огурец, берется за еще один.

— Он вообще хороший… — будто ищет плюсы. — Из друзей у него только Таймурад оленище, к которому лучше не подходи.

Не знаю, зачем спрашиваю:

— А Стас?

Та снова морщится и тихо говорит:

— Этому тоже лучше не доверяй.

— Плохой?

Поднимает взгляд на меня.

— Нет, наоборот… слишком хороший бэмби.

Снова возвращается к овощам, не собираясь расшифровывать что-либо. И я хотела бы и дальше молчать, но видимо не сегодня…

— Он… Бабник?

Алика давится помидоркой, уточняя:

— Дамир?

Киваю, смущаясь.

— Ну, года два назад он расстался с одной, иногда спит с кем-нибудь, но вроде все было на один раз.

Я делаю вид, что мне интересен состав моцареллы:

— А со мной всерьез?

Алика замирает, рассматривая мое занятие.

— Вам виднее, Нин.

Киваю, оставляя пачку в покое.

— Почему они расстались?

Та снова берется за нож, и я сильнее всего боюсь услышать еще что-то мерзкое.

— С кем?

— Ну, с той… два года назад.

Девушка улыбается, проговорив:

— Она чокнулась и решила посвятить свою жизнь волонтерству.

Шутит так? Не смеется, просто смотрит в ответ.

— В смысле? Ты серьезно?

Кивает.

— Любовь закончилась, Мир перестал её интересовать…

Бред какой.

— И как он это… пережил?

Фыркает, громко стукнув острием ножа по доске.

— А что он должен был сделать? Полететь за ней на край света и уговаривать прожить жизнь вместе?

Отвечает сама.

— Нет, просто она решила свалить в свою Иорданию, они тихо расстались, и всё.

— Без ссор?

Так бывает, если любишь?

— Ага.

И я не понимаю… если он "однолюб", почему тогда отпустил? Перестал чувствовать что-то? Или решил, что так правильнее? Понял, что его не любят? Тогда ему может быть до сих пор больно? Если два года ни с кем не встречался так, тогда я зачем? Это же никак не связано.. да? Голова сейчас лопнет.

Алика вдруг дергается, хватает вино и прячет под стол, шепнув мне едва слышно:

— Не сдавай меня!

Я хочу пошутить про волосы и бритву, но тут же щелкает уже знакомый замок и у входа замирает Дамир.

Просто стоит и смотрит, заправляя полотенце на бедрах, пока я проваливаюсь под землю и пытаюсь не разглядывать кубики. Нервно закрываю щеки ладонями, не обращая внимания на притворный смех его сестры.

— Что ты там встал? Спать вали, Мир!

Морщится, посмотрев на нее.

— Что задумали, Нин?

Зачем у меня спрашивать? Проверяет? Черт!

Тот сцепляет руки на груди, ожидая ответ и будто не замечая, как Алика щипает меня за плечо.

— Салат готовим, сам же видишь. — Хватает духу выдавить.

Дамир приподнимает бровь и уточняет:

— Это все?

Киваю… он хмыкает и спокойно уходит, будто поверил. Я успокаиваю сердце, шепнув:

— Он же мог проверить, Аль!

Та ставит бутылку обратно и тихо смеется:

— Вот тут он верит, что мы взрослые девочки и сами себя контролируем.

— Тогда зачем это всё сейчас?

— Просто… это типа традиции. — Вырисовывает что-то неясное в воздухе. — С моих семнадцати.

Пытаюсь отогнать мысль, что на моем месте точно была другая… намного более важная.

— И Вы каждый раз вот так? Он делает вид, что верит и не проверяет тебя?

— Да. Когда мне плохо, я здесь. Потом под утро выносит мозг нравоучениями и разговорами, но вот за такое