* * *

– Мари, можешь меня поздравить! На весь наш курс выделили всего два места на стажировку в МГУ, а параллельно – в Генеральной прокуратуре СССР. Заявителей было много, но утвердили меня и еще одного парня с курса. Я буду стажироваться в Главном следственном управлении, а он – в Центральной лаборатории криминалистики.

– И сколько же времени продлится твоя стажировка?

– Три с половиной месяца. Ты рада?

– Так долго… В Москве я не бывала, но знаю, что там много красивых девушек и они себя очень свободно ведут. Три с половиной месяца – большой срок.

– Ну а если я что-нибудь придумаю и ты приедешь ко мне – хотя бы на месяц?

– Ты серьезно? А где я буду жить? Тебе же предоставят общежитие. И потом, как я оставлю телевидение, стажировку в школе? Тем более что скоро январь, в Москве холодно, а у меня нет подходящей одежды.

– Надо подумать… В любом случае, не представляю, как я смогу так долго жить без тебя. Сколько лет уже знакомы, но ведь дня почти не было, чтобы мы не виделись, даже когда болели! Время еще есть, что-нибудь придумаю.

В тот же день я начал действовать.

– Папа, по твоему совету я обратился в деканат и мне дали направление на стажировку в Москву. Это очень интересно и почетно, но я бы не хотел на такой большой срок расставаться с Мари.

– А предложения из КГБ не было?

– Слава Богу, они обо мне забыли. А может, поняли, что я откажусь – во-первых, из-за Мари, а во-вторых, я уже говорил, что предпочитаю спокойную жизнь ученого. Пусть это менее почетно, но зато дает больше свободы и самостоятельности – ни служебных командировок, ни жесткого режима, ни многочисленных начальников…

– Начальников, сынок, в нашей жизни везде хватает, и в науке в том числе. И люди это, как правило, не самые умные. Где думаешь приютить Мари? В гостинице дорого, и туда страшно трудно устроиться. Кроме того, вы не расписаны, так что вместе вас не поселят. Следовательно, этот вариант отпадает.

– Давид, – вступила в разговор мама, – я понимаю, что вы с Мари давно перешагнули границы дозволенного. Удивляюсь, как девушка до сих пор не забеременела. Может, ее мама-француженка знает какие-то секреты, неизвестные нам, простым советским труженицам?

– Чего ты хочешь, мам? Помочь или раскрыть тайну физиологии Мари и ее матери?

– Без грубостей, пожалуйста. Мнение нашего окружения о девушке для тебя хоть что-нибудь значит? Что скажут люди, если завтра вы вступите в законный брак? Или все это тебе неинтересно? Я против этой поездки. Или Мари останется здесь, или регистрируйтесь и поезжайте хоть в Антарктиду.

– Подожди, подожди, Люсь, – успокоил ее папа. – По форме, как говорил наш великий вождь, ты права, но по сути получается издевательство. Для тебя ведь давно не секрет, что наш бравый дружинник бо́льшую часть дня совершенствует свой французский. Если родители девушки это терпят, ты тем более должна смириться со свершившимся фактом. Девушка, слава Богу, отличная по всем статьям. Правда, для сотрудника КГБ женитьба на репатриантке, большинство родственников которой живет во Франции, – неприемлемый вариант. Но, к счастью, наш сын не собирается там работать.

– Да, с такой женой в КГБ не возьмут, – согласилась мама.

– Папа, мама, вы о чем? Вы что, предлагаете нам с Мари расписаться, чтобы меня не взяли в КГБ? Да если я сейчас женюсь, то всех друзей насмешу. Через несколько лет, годам к двадцати шести – пожалуйста. Тебе, пап, сколько было, когда ты женился? Двадцать семь? А маме двадцать?

– Что же получается, Давид, – ты думаешь только о себе? Ведь девушка – твоя ровесница. И она еще года три или больше должна ходить обрученной?

– Граждане родители, я не хочу вдаваться в теоретические дебаты. Мои задачи четкие и ясные: я еду в славную столицу нашей родины стажироваться и набираться опыта, но с условием, что Мари поживет там со мной хотя бы месяц. Поэтому мне нужны деньги – желательно, конечно, побольше. Думаю, родители Мари тоже не оставят ее без средств. Но самое главное – крыша над головой, остальное решаемо.

– Да, Люсь, парень, конечно, обнаглел и потерял чувство меры… Однако его предложение не лишено здравого смысла. Во-первых, один в Москве он заскучает и начнет искать утешения… знаешь, у кого? Хорошо, что знаешь. Во-вторых, красавица Мари без конвоя в лице бравого борца-дружинника тоже окажется в центре повышенного внимания. Так что мы еще больше будем беспокоиться и о нем, и о ней. Ну что ж, я подумаю, какие еще есть варианты.

Я обрадовался. Если отец сказал «подумаю», то обязательно поможет.

Почти аналогичный по содержанию разговор состоялся у меня вечером с родителями Мари. Главный вопрос был тем же самым – что подумает окружение? Ну хорошо, встречаются ребята уже более трех лет, это понятно. Но вместе поехать в далекую Москву и жить в этом чужом, холодном и суровом городе под одной крышей? Это было уже чересчур. Мари слушала спокойно, не вмешиваясь в мой разговор с мадам Сильвией, и вдруг сказала:

– А что если я на недельку-две возьму с собой Терезу? У нее ведь тоже каникулы.

Тереза уже училась на втором курсе, на факультете архитектуры.

Таким образом, задача усложнилась. Главный вопрос – удастся ли мне решить «квартирный вопрос»? Ведь, как известно, с этим в Москве всегда было чрезвычайно тяжело.

Вся первая половина января нового, 1963 года прошла в лихорадочной подготовке к поездке. Девушки возбужденно обсуждали, какие наряды будут носить в столице, куда ходить, что смотреть. А я думал, как найти приличное жилье и успешно пройти стажировку, от которой во многом зависели перспективы будущего трудоустройства.

В конце января мы втроем вылетели в Москву утренним рейсом на «Ту-134». Эту поездку я помню в мельчайших подробностях – ведь в определении нашей дальнейшей судьбы она сыграла решающую роль.

* * *

Москва встретила нас легким морозцем и нервно-беспорядочной суматохой – как я потом убедился, постоянной. Долго, больше двух часов, ждали багажа, потом носильщика. Затем женщина-таксист, похожая на мужчину-зека, привезла нас на улицу Чехова, в самый центр города. Там жила машинистка журнала «Партийная жизнь» – по просьбе своего главного редактора, коллеги отца, она согласилась сдать нам на три месяца свою квартиру, а сама перебралась к сестре. Всю дорогу девушки с любопытством разглядывали город через грязные, запотевшие окна, а таксистка беспрерывно переругивалась с другими водителями. Зашли в подъезд, на старом решетчатом лифте поднялись на пятый этаж, взяли ключи у соседки – пожилой женщины в потрепанном ватнике, встретившей нас с подозрением.

– Иностранки, что ли? – спросила она. – Нужна прописка. Я, как ответственная по подъезду, должна в течение трех дней доложить участковому о новых жильцах. А вы им кем приходитесь?

– Понимаете, бабушка…

– Какая я вам бабушка? Зовите меня Вероникой Васильевной и покажите ваши паспорта. А может, вы вовсе не советские граждане?