Маджиано косится на меня:

– Ты снова думаешь о нем. – Глаза его вспыхивают, зрачки сужаются и превращаются в щелочки. – Ты много размышляешь о нем, и вовсе не только в связи со своими политическими планами.

Мой взгляд, устремленный на лес, перекидывается на Маджиано.

– Я имею в виду, о принце, – поясняет Маджиано, не слыша моего ответа. Он достает из-за спины лютню и берет несколько резких нот. – Энцо…

– К нему неприложимы никакие определения, – перебиваю я.

Тьма внутри взвивается языками. Виолетта прикасается к моей руке, пытаясь усмирить тьму. Я инстинктивно подавляю всплеск эмоций.

Маджиано перестает играть, чтобы поднять руки, будто защищаясь.

– Любовь моя, я же просто спросил! Я все еще многого не знаю о твоем прошлом.

– Мы с тобой знакомы почти неделю, – резко отвечаю я. – И ты ничего не знаешь обо мне.

У Маджиано такой вид, будто он собирается ответить, но потом отказывается от этой мысли. Какие бы едкие слова ни были заготовлены для меня, он проглатывает их, тихонько усмехается и снова берется за лютню. В уголке его рта залегла какая-то странная складка, намек на недовольство. Некоторое время я пристально смотрю на Маджиано, пытаясь разгадать выражение его лица, но вскоре все тревожные признаки исчезают.

Виолетта кладет руку мне на плечо.

– Он внимательный, – тихо произносит она, хмуро меня оглядывая.

– Вовсе нет, – настаиваю на своем я, на этот раз мягче.

Виолетта в ответ только пожимает плечами, но в этот момент я точно могу сказать: она заметила нечто такое, чего не усекла я. Но ничего конкретного она не говорит.

Сержио снова вступает в разговор, и на этот раз голос его звучит мрачно.

– Если им удастся вернуть Энцо, он уже не будет прежним. Именно об этом говорили члены Общества Кинжала, верно? То же самое, очевидно, произошло и с братом Маэвы. Кто знает, каким монстром он может оказаться и какой силой будет наделен?

«Монстром, монстром», – встревают, попугайничая, шепотки в моей голове.

И вдруг приходит решение.

– Они сумеют его вернуть. И может быть, он будет совершенно другим… монстром с ужасающими способностями. – Я делаю паузу, оглядываю всех своих собеседников по очереди. – Но для того чтобы жить, Энцо должен быть привязан к Раффаэле.

Первой, в чем суть моего плана, смекает Виолетта, и глаза ее расширяются. Она начинает улыбаться:

– Как сможет Маэва различить, где настоящий Раффаэле, а где фальшивый?

Маджиано разражается лающим хохотом, а Сержио улыбается достаточно широко, чтобы обнажилась полоска зубов.

– Великолепно! – восклицает Маджиано, сопровождая это хлопком в ладоши. Он наклоняется ко мне. – Если мы сумеем попасть на арену ровно в то же время, как прибудут они, ты успеешь замаскироваться под Раффаэле.

Сержио восхищенно качает головой:

– Маэва привяжет Энцо к тебе. И воскрешенный принц окажется на нашей стороне. Это хороший план, Аделина. Очень хороший.

Их энтузиазм вызывает у меня улыбку. Но где-то в глубине сознания засело тягучее сомнение. В голове проскакивают воспоминания. Я – Белая Волчица, а не член Общества Кинжала, и они мне больше не друзья. Но потом я увидела Джемму, и старое притяжение вернулось. Я его не чувствовала с тех пор, как оборвала связи с Обществом. Не важно, что они предали меня, я все равно помню Джемму и подаренное ею в знак дружбы ожерелье. Не важно, как часто обижал меня отец, я все равно помню тот день, когда он впервые показал мне корабли в гавани. Не важно, что в детстве Виолетта бросила меня, я все равно защищаю ее. Не знаю почему.

«Аделина, ты такая глупая», – презрительно говорят шепотки, и я готова согласиться.

– Ты все еще верна Обществу, – тихо произносит Маджиано, изучая меня. Радость его поубавилась. – Ты скучаешь по прежним временам. По тому, как было раньше, и сомневаешься, стоит ли окончательно обрывать связи с прошлым.

Челюсти у меня напрягаются, я смотрю на него. Я сомневаюсь. Я хочу отомстить инквизиции – тут нет вопросов. Едкие шепотки раздаются вновь, они шипят резко и неодобрительно. Ты хочешь получить корону. Это будет твоя последняя и решительная месть. Вот почему за тобой пошли новые люди из Элиты, и ты не можешь подвести их. Так почему же ты продолжаешь защищать Общество Кинжала, Аделина? Ты и правда рассчитываешь, что они снова примут тебя, позволят завладеть троном? Разве ты не видишь, что они хотят использовать унизительным образом даже своего бывшего предводителя?

Энцо может занять приличествующее ему место на кеннетранском троне – рядом с тобой. Вы будете править вместе.

– В этой стране мальфетто умирают каждый день, – тихо добавляет Виолетта. – Мы можем спасти их.

В наступившей тишине Сержио наклоняется вперед, ставит локти на колени и говорит:

– Не знаю, что испытала ты, когда была с членами Общества Кинжала. – Он не решается говорить дальше, как будто не уверен, стоит ли делиться этим с нами, но потом сдвигает брови и продолжает: – Но я считал их своими друзьями, пока они не перестали ими быть.

Пока не перестали.

– В чем между нами разница? – Я встречаюсь глазами с Сержио. – Ты – наемник. – Я перевожу взгляд на Маджиано. – Что произойдет с нашим союзом, если у нас не получится завоевать трон?

Сержио горько усмехается:

– Ты заглядываешь слишком далеко вперед. Тут нет ничего личного. Но мы, по крайней мере, честны с тобой. Ты и я – мы оба знаем, что делаем и зачем. Я собираю для тебя наемников, а ты используешь нас по своему усмотрению. Ты награждаешь нас, как обещала. У меня нет причин предавать тебя. – Он пожимает плечами. – И у меня нет желания работать с Обществом Кинжала. Мне нравится мысль, что мы отберем у них принца.

– А где будут находиться твои наемники, когда они нам понадобятся?

Сержио косо смотрит на меня и отпивает воды из фляги.

– Они будут ждать нас в Эстенции. Ты увидишь их, когда мы окажемся там.

Я опускаю голову и закрываю глаз. Почему у меня должно быть меньше прав на управление Кенеттрой, чем у Джульетты, или Энцо, или Маэвы и народа Бельдана? У Раффаэле тонкая душа, но и в ней есть свои темные стороны. Он может оказаться предателем, так же как я, и недостойным доверия человеком. Почему именно он должен контролировать Энцо? Моя прежняя восторженная привязанность к Раффаэле начинает скручиваться, как подожженный лист, а топливом для огня служат история Сержио и мои собственные воспоминания. И она скручивается до тех пор, пока не превращается в горечь. В жажду превосходства. В страсть.

Я думаю о возвращении Энцо в мир живых, о том, каково это будет – увидеть его снова. Править рука об руку. От мыслей о таком будущем возникает столь страстное желание, что даже сердце щемит. Правильно, чтобы мы были вдвоем. Я это чувствую.