***

Из волков мало кто остался в живых. Мужчина и женщина. С ними дети. Те самые, что играли в мяч у отеля в Санкт-Петербурге. Они складывали убитых волков в одно место.

В стороне я увидела девушку с рыжими кудрями и её супруга. Они тоже высматривали погибших волков. В вечерних нарядах, как я видела их в последний раз.

Трупы медведей исчезли, краем уха я услышал, что своих медведи не составляют на обозрение. А убитые оборотни-олени очень быстро истлевали. Где лежал Егор я так и не узнала.

Да Елень с ним, кровожадное травоядное!

Елень!

Елень был невероятным гигантом.

По его оленьей шкуре летали синие искры, рога светились. Это смотрелось фантастично, потому что небо окончательно почернело, готовясь к дождю.

Елень двигался и от его потусторонних, светящихся синевой глаз, запутанных и опасных, ветвистых рогов оставался в воздухе синий след. Дорожка, тающая, как туман, рассеивающаяся, как дым. Колдовство Еленя было настолько сильным, что исходило от него во все стороны, чуть видимыми волнами.

Елень бил копытом по разбитой дороге, гордо держа рогатую голову. И кончики его рогов были на уровне макушек деревьев.

Холками вверх, прижимаясь к, вспаханной после битвы, земле, ходили возле него два волка. Крадучись, то подходили к оленю, то отходили от него. Их размеры тоже поражали. Лихо огромный, но Альфа просто гигант.

— Сюда, — звала Вика.

Она склонилась над моим мужем и держала его голову на своих коленях. Как и обещала, целовала.

Только вот никакой ревности у меня не было.

Она пыталась отдать Дыю часть своей оборотной регенерации. Но это плохо работало — она ему не истинная пара.

И теперь я почувствовала то, о чём говорили волки. Вика совсем слабенькая.

Я соскочила с серого волка и распахнула своё платье. Скинула порванный Лихо лифчик и голой грудью прильнула к торсу Никиты. Там чуть выше сердца было три углубления от рогов Еленя. И углубления эти не кровоточили, а из них вытекал тот самый синий туман, что окружал оленя.

Если Дый выживет, шрамы эти останутся навсегда.

Я сгребала мужа под себя, вдыхала его запах. Кожей отдавала все свои силы. Я готова собой поделиться, лишь бы он выжил.

Вика была права. Пока я не стала волчицей, не поняла что это — истинная пара. А теперь всё встало на свои места.

И возможно, благодаря верности развиваются такие чувства. Исчезает эгоизм. В первую очередь вылечить и спасти свою вторую половинку. Накормить, согреть обустроить быт своей пары. Только после этого думаешь о себе. А когда двое заботятся друг о друге с такой самоотверженной силой, то и выходит та самая истинная пара.

Слёзы я сдержать не смогла. Они капали на смуглое лицо Никиты и скатывались по его щекам, прятались в чёрной щетине. Я пальцами вытирала их, размазывая застывшую кровь на скулах.

Прикоснулась к его губам. Прошлась языком и вошла внутрь его рта. Целовала его, пила, любила и нежила.

Почувствовала, как его рука легла на мою спину.

Оторвавшись от поцелуя, я почувствовала себя плохо. Похоже, я глотнула отравы Еленя. Голова на время закружилась.

— Кто, гады, мою девочку целовал? — тихо и слабо рассмеялся Никита.

— Альфа! — радостно кинулись к нам наши бойцы.

И получилось так, что Вику тоже захватили в свои объятия. И самый прыткий жену Нила Ильича на радостях поцеловал в засос.

Осквернило наше веселье то, что из четырнадцати бойцов Никиты выжили только семь.

И тут было волчье отношение к смерти. Точнее это было рьяное желание жить дальше.

Только тот, кто способен выживать, наслаждаться каждой подаренной минутой прибивания в этом мире, мог стать настоящим оборотнем. Никакого отчаяния, хандры и подавленности. Простились с друзьями и смело отправились в будущее.

Такое единство почувствовала со Скрытым кланом.

Мы — семья!

Мы единое целое. Однажды, наши братья найдут себе жён, и те станут мне сёстрами.

Битва гигантов подошла к концу. Елень и два огромных волка приобрели формы людей. Волки стояли в юбках, олень голый.

Был он мужчиной очень высоким, мощным и рогатым.

— Злыдень Елеазар Михайлович, — с трудом поднимался на ноги Дый. Его поддержала я и Четырнадцать. — Как он стал оленем?

— Хрен знает, что в этом Лесу творится, — шептал Четырнадцать. — Но если Еленя можно заменить, то это нужно сделать, на более травоядное существо.

Гиганты нас не слышали. Они разговаривали между собой, громыхающими голосами. И над их головами сверкали молнии.

— Мало волков у тебя, — как камнепад, раздался голос Еленя. — Как выживать собрался?

Никита сделал шаг вперёд. Семь его бойцов и я направились к Альфе.

Вика уже убежала к мужу, взяв его за руку. Нил Ильич больше не злился на неё, поцеловал в макушку и прижал к себе.

Битвы не будет.

— Зря ты это начал! — кричал на Еленя Пассарион Андреевич, тряся медовой бородой, грозил невозмутимому оленю пальцем. — Юн, ты, Зарка! Не дал бы я тебе оружие в Лес привезти! И пока ты тут лясы точил с людишками, моя Альфа твои города разоряет! Так тебе и надо! Будешь знать, как дом родной оставлять рядом с волчьим логовом.

Елень округлил напугано глаза.

— Сынок твой волчицу выкрал у Догоды! — продолжал кричать Пассарион. — Неповадно вам будет! Еленка моя по грудям жены твоей соскучилась, по кудрям её рыжим все слёзы выплакала. Кинул Алию! Останешься со своим сыночком, дураком! Без жены!!!

После последних слов, Елень в мгновение ока обернулся оленем и, взбрыкнув, исчез, растворился в воздухе.

Вот и всё.

Пассарион Андреевич посмеялся.

— Беги, беги! — крикнул он в лес. — Поздно! Наша Алия!

Он повернулся к нам и довольно добавил:

— Дурень. Надо менять Еленя.

Его васильковые глаза, как глаза того самого Еленя, были наполнены невероятной колдовской синевой. Он окинул взглядом всех присутствующих волков. Семья с детьми была поодаль и занималась уборкой тел оборотней.

— Даже если толпой нападёте, я вас сделаю, — довольно улыбнулся Альфа.

— С чего нам нападать? — нахмурился Нил Ильич.

Пассорион кинулся к нему. Схватил Вику и отскочил от Нила в сторону шагов на десять. И произошло это так быстро, что Вика даже вскрикнуть не успела, а Лихо только оборачиваться начал. Мохнатым зверем припал к дороге, оскалившись.

Никита и его бойцы быстро сгруппировались, скрыв меня за своими спинами.

— Стой Дый! Не двигайся, это не твой урок воспитания, — сказал Пассарион.