– Спокойной ночи, – небрежно бросил он через плечо.

Спокойной ночи? Как, и это все?! Да как он может быть таким холодным и безразличным после того, что она для него сделала, после того, что она перенесла?! Хани почувствовала себя глубоко оскорбленной. Ничего обиднее этого просто не могло быть!

Впрочем, пожелав ей спокойной ночи, сам Ланс вовсе не казался спокойным. Даже не прикасаясь к нему, Хани чувствовала, как напряжено его большое тело. Ланс лежал на белой простыне словно оголенный медный провод на снегу, и создавалось впечатление, что он слегка потрескивает, как будто через него пропущен электрический ток. В том, что он продолжает сердиться на нее, сомневаться не приходилось, и Хани понятия не имела, что можно сделать, чтобы разрядить эту взрывоопасную ситуацию. За все время их близости Ланс впервые не попытался обнять ее, а она уже так привыкла засыпать в его объятиях! Глубоко вздохнув, Хани попыталась уверить себя, будто ей совершенно безразлично то, что Ланс далек и холоден, как вершины Гималаев, но у нее ничего не вышло. Без его надежных, сильных, любящих рук, даже во сне продолжавших крепко обнимать ее, Хани чувствовала себя одинокой и несчастной…

Она как раз предавалась этим печальным размышлениям, когда ее пустой желудок вдруг громко запротестовал. Это ее добило. "Хватит с меня!" – решила Хани и резким движением отбросила одеяло.

Спрыгнув с кровати, она решительно направилась к резному шифоньеру в углу.

– Куда это ты, черт возьми, собралась? – окликнул ее из темноты Ланс.

– Я хочу есть! – отчеканила Хани. – Может быть, я и не заслужила ужина в вашем обществе, но никто не может запретить мне поинтересоваться содержимым холодильника. Может быть, тебя, как художника, голод и вдохновляет, но я простой частный детектив, которому порой необходимо что-нибудь съесть, чтобы не упасть в голодный обморок.

Она потянула скрипнувшую дверцу шкафа и принялась на ощупь рыться в его темном нутре, когда Ланс, пробормотав какое-то ругательство, включил в комнате свет. Не обращая на него внимания, Хани стащила с вешалки белый махровый халат и, решительно захлопнув дверцу, обернулась.

Несколько мгновений Ланс молча смотрел на нее, а потом вдруг громко захохотал.

– Гарфилд!.. Боже мой! – выдавил он, вытирая с глаз выступившие слезы.

– Что? – строго спросила Хани и нахмурилась. Лишь проследив за его взглядом, направленным на ее грудь, она поняла, что Ланса рассмешила нашитая на ночной сорочке оскаленная кошачья морда. – Не вижу ничего смешного, – заявила она. – Мне нравится Гарфилд. У него сильный характер.

Хани надела поверх сорочки халат и, плотно запахнув полы, затянула на талии пояс.

– Кроме того, в отличие от некоторых, он – не бесчувственное бревно…

– Старина Гарфилд! – повторил Ланс, все еще не в силах успокоиться. – Кто бы мог подумать!..

Хани уперлась кулаками в бока и смерила его мрачным взглядом. Нет, этот человек совершенно невозможен! Мало того, что он совсем недавно рычал на нее, как лев, теперь он еще и смеется над нею!

Ярость Хани, ясно написанная на ее лице, казалось, только еще больше развеселила Ланса. Он просто покатывался от хохота, глядя на ее сердитое лицо и вызывающую позу.

– Не понимаю, что тут смешного! – гневно воскликнула Хани и топнула ногой.

– Видела бы ты себя со стороны, – простонал Ланс. – Кот из мультфильма на груди грозной валькирии! Прости, но это действительно… очень своеобразное сочетание.

– Если уж на то пошло, то из нас двоих самый грозный ты! – сверкнув глазами, отрезала Хани. – Ты ведешь себя так, словно я – твоя черная рабыня, и тебе, как могучему повелителю, дозволяется быть грубым и нетерпимым без всякой видимой причины! И попробуй только возразить…

Хани поймала себя на том, что шипит, как рассерженная кошка. Еще немного, и она начала бы плеваться и царапаться. Перестав расхаживать из стороны в сто-рону, она остановилась и снова топнула ногой.

– Кроме всего прочего, ты еще и пытаешься уморить меня голодом!

– Прости, – кротко ответил Ланс, и в его глазах заплясали веселые искры. – Во всяком случае, это последнее обвинение, несомненно, имеет под собой основание. Возвращайся в постель, Медок. Я хочу проверить, умеет ли эта чудная киска мурлыкать, или она способна только шипеть и фыркать.

– Будь моя воля, я бы не шипела, а царапалась! – сквозь зубы отозвалась Хани и, повернувшись к нему спиной, решительно зашагала к выходу.

Не успела она, однако, взяться за ручку двери, как Ланс нагнал ее и, легко подняв на руки, понес обратно в постель, хотя она брыкалась и боролась изо всех сил. Сбросив ее на мягкий матрас, Ланс тут же лег рядом. Руки Хани он прижал к подушке над ее головой, а ноги. придавил своим мускулистым бедром, так что она не могла даже пошевельнуться.

– А теперь, – сказал он, убедившись, что Хани перестала сопротивляться, – помурлыкай мне. Медок!

Такого издевательства Хани уже не выдержала – слишком много ей пришлось испытать за сегодняшний вечер. Ее глаза наполнились слезами, и две капельки соленой влаги стремительно скатились к вискам.

Это подействовало на Ланса неожиданно сильно. Он напрягся, как от удара, и лицо его приобрело испуганное выражение.

– Нет! – воскликнул он в панике. – Не надо! Прекрати, слышишь?!

Хани понятия не имела, что он имеет в виду. Во всяком случае, остановить слезы было выше ее сил.

– Только не подумай, пожалуйста, что я плачу из-за тебя. Что бы ты ни сделал, я ни за что не буду больше плакать! – отчеканила она. – Просто… ты меня рассердил!

– Именно этого я и добивался, – растерянно произнес Ланс. – Мне хотелось позлить тебя, но я не знал… не предполагал, что ты можешь заплакать… – Его голос был теперь виноватым, а глаза сделались тоскливыми и жалобными, как у побитой собаки. – Не плачь, черт побери! Ты все испортишь!

Хани в замешательстве уставилась на него. С того самого момента, как Ланс вытащил ее из воды, словно мокрого цыпленка, он вел себя совершенно необъяснимо, нелогично, иррационально. Вот и теперь Хани никак не могла разобраться, о чем он толкует.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – дрожащим голосом ответила она. – В твоих словах нет никакого смысла!

– И не надо… – невпопад ответил Ланс. – В любом случае уже слишком поздно. Я чувствую себя так, словно все во мне разбилось на тысячу кусков!

Хани по-прежнему ничего не могла понять, но внезапно почувствовала, что его руки не сжимают ее запястья. Ланс выпустил их так неожиданно, что у Хани даже закружилась голова, а он тотчас же заключил ее в объятия – такие крепкие, что у Хани едва не затрещали кости, – и ее замешательство еще больше усилилось. Она с трудом вдохнула воздух, так как Ланс прижался к ней всей грудью, но в этом его движении было что-то до странности бесполое, платоническое, хотя она, как прежде, ощущала исходящие от него силу и властность.