– Не понимаю я, чего вы такое говорите, – раздраженно сказал Новиков, кусая губы. – Я вас не просил за мной по кустам гоняться.

– Ясное дело, не просил, – согласился Гуров. – Преступники редко об этом просят. Но давай прекратим этот разговор. Нас уже ждут. Неудобно заставлять себя ждать. Как воспитанный мальчик, ты должен был об этом слышать. Ведь до того, как связаться с преступниками, ты был воспитанным мальчиком, верно?

Новиков тяжело засопел и отвернулся. Гурову показалось, что парень хочет скрыть выступившие на глазах слезы. Он легонько подтолкнул Константина в плечо и строго сказал:

– Шагай! У тебя уже нет выбора. Может быть, вчера еще был. А теперь нет.

Новиков сгорбился и покорно пошел по аллее. Гуров понял, что он почти сдался и вряд ли способен на какие-то новые неожиданности. Весь вопрос был в том, насколько теперь удастся разговорить парня. Иногда такие, как он, впадали в апатию, и уже ничто не могло расшевелить их – до тех пор, пока они не попадали в общую камеру. Там такие маменькины сынки, как правило, ломались.

«Пежо» уже стоял у тротуара. Крячко прогуливался возле машины, посматривая по сторонам и дымя сигаретой. Увидев Гурова с пленником, он оживился.

– Быстро вы! – заметил Стас с удивлением. – Не ожидал, что вы так быстро столкуетесь. Похвально! Однако садитесь, юноша, в машину! Сразу предупреждаю – та дверца заперта намертво, а я сяду рядом с вами – так что мысли о побеге и прочих глупостях сразу из головы выкидывайте – номер не пройдет!

– Обыщи его! – распорядился Гуров. – Парень имеет склонность к оружию. Не хочется неожиданностей.

Новиков не сопротивлялся и с полнейшим равнодушием дал себя обыскать. Так же покорно он уселся на заднее сиденье «Пежо» и замер там, уставившись прямо перед собой. Крячко занял место рядом и захлопнул дверцу. Гуров обратил внимание, что Новиков в этот момент вздрогнул. Он сел за руль и, не оборачиваясь, спросил:

– Ну что, будем разговаривать, Константин?

Новиков взглянул на него с опаской и тайной надеждой. Гуров видел в зеркале его смятенный взгляд.

– О чем разговаривать? – хрипло спросил парень. – Если про пистолет…

– До пистолета мы еще дойдем, – перебил его Гуров. – Пистолет – это очень серьезно. Давай начнем с мелочей. Например, с открытки из квартиры журналиста Гаврилова.

Это простое предложение повергло Новикова в панику. Он сразу задергался и засуетился – налег грудью на спинку переднего сиденья, но тут же отпрянул, точно получив удар током, и машинально схватился за ручку дверцы.

– Блокировано! – добродушно сказал Крячко. – Я никогда не обманываю. Ну, разве что иногда только… Через меня вам тоже не выбраться. Так что мой совет – сосредоточиться на вопросах и ответах, чтобы ничего не перепутать.

Новиков наконец затих, забившись в угол. На вопрос он так и не ответил.

– Так как насчет открытки? – напомнил Гуров. – Похоже, ты знаешь, о чем идет речь… Стоит ли, в таком случае, молчать? Ты только усугубляешь свое положение. Подумай о своей матери!

– Что вы заладили – мать, мать! – неожиданно зло сказал Новиков. – Знаете, куда больнее давить! Как будто матери будет легче, если я вам что-то скажу!

– А есть что сказать? – живо спросил Крячко и сочувственно добавил: – Если есть, значит, колись, сынок! Суд это учтет.

– А если я расскажу все, вы можете меня отпустить? – вдруг спросил Новиков с какой-то безумной надеждой.

– Ты еще ничего не сказал, а торгуешься! – неодобрительно произнес Гуров. – Не то место ты для этого выбрал. И не то время.

Новиков пронзительно посмотрел на него, а потом вдруг уронил лицо в ладони и испустил сдавленный стон, похожий на тот, что Гуров слышал от него в парке. Гуров терпеливо ждал.

– Наверное, матери сказал, что скоро вернешься? – поинтересовался Крячко. – Может, перезвонишь? Чего ей зря волноваться? Скажи, что ты в надежной компании, пусть тебя не дожидается и ложится спать.

– Чего ты его уговариваешь? – сухо сказал Гуров. – Он стреляться собирался. В парке. И даже прощальной записки не написал.

– Да ты что! – изумился Крячко. – Неужели его дела так плохи?

– А это ты у него спроси, – кивнул Гуров в сторону поникшего парня.

– Да он, похоже, не расположен разговаривать, – сказал Крячко. – Может, сразу его в КПЗ отвезем? К утру как раз с мыслями соберется…

– Я не хочу в камеру, – угрюмо сообщил Новиков. – Я все равно там повешусь, вот увидите!

– Напугал! – озабоченно отозвался Крячко. – Мороз по коже.

Гуров обернулся к парню и сказал серьезно:

– Послушай меня внимательно! Ты сейчас плоховато соображаешь, но постарайся напрячь свои мозги. Это очень важно. Я отлично понимаю, что такому человеку, как ты, не может понравиться в тюремной камере. Но, если ты нарушил закон, тебе все равно не избежать наказания – прими это как аксиому. Просто нужно быть логичным и найти возможность сократить это наказание до минимума. А путь здесь один, ты о нем сто раз читал и слышал в кино – чистосердечное признание. Суд его обязательно учтет – как и степень твоей вины. Не исключено, что ты вообще можешь отделаться легким испугом.

Новиков задумался. На его сумрачном лице промелькнул проблеск надежды. Он несколько раз перевел взгляд с Гурова на Крячко, а потом, решившись, сказал:

– Ладно, я попробую. Честное слово, я расскажу все, что вас интересует. Прямо сейчас, ладно? И еще одну очень важную вещь, о которой вы ничего не знаете… И еще это… Я никого не убивал! Вы мне верите?

Крячко полез во внутренний карман пиджака и выудил оттуда диктофон. Он включил его и поощрительно произнес:

– Запросто! Мы люди доверчивые… Только ты, знаешь, что? Давай-ка сначала, подробно и по порядку!

– Если по порядку, то, наверное, лучше начать с того, как я познакомился с Владом Лобановым, – сказал после некоторой заминки Новиков. – С него все ведь и началось… Для меня, во всяком случае.

– Ну, раз с него началось, значит, с него и начинай! – согласился Крячко. – Нам с коллегой все интересно.

– Ага, значит, я с него и начну… Хотя Влада уже нет в живых, – голос Новикова при этих словах едва заметно дрогнул. – Он сгорел вчера в своей квартире – даже по телевизору это показывали.

– Нам известно о его смерти, – сказал Гуров. – А что известно о ней тебе?

– Ничего! Честное слово! – с горячностью произнес Новиков. – И вы сейчас поймете почему. Все равно придется вернуться назад, потому что иначе я сам запутаюсь… Мы с Владом учились в одной школе, сидели за одной партой, доверяли друг другу на все сто! Потом в институт вместе поступали – он прошел по конкурсу, а я нет. Дальше я попал в армию, вернулся, устроился фотографом в мастерскую… Я всегда любил фотографировать. Была мечта – пробиться с фотографиями в лучшие журналы…