Кстати, спустя год после кончины Пери умер в Петербурге и «красавец Алкивиад» Николай Самойлов.

О Господи, с ужасом подумала Юлия, да что же это делается на свете?! Умер Бришка, и Джованни, и Ники… А сколько еще друзей отправились в туманные дали на тот берег Ахеронта?! Какая тоска… этак ведь и я когда-нибудь последую за ними?!

Другое дело, что слишком сильной натурой обладала Юлия – она просто физиологическине была способна предаваться греху уныния. Она вернулась к жизни и задумалась о ее удобствах, которых теперь, лишившись титула, была лишена.

Самым простым способом вернуть титул было – выйти замуж. Однако места для любви в ее сердце уже не оставалось, поэтому Юлия решила выйти замуж по расчету. На какое-то время ее внимание привлек французский дипломат граф Шарль де Морне. Юлия отправилась с ним под венец… однако одной ночи хватило, чтобы понять: она слишком брезглива, чтобы продолжать быть вакханкой рядом с этим престарелым извращенцем. Юлия потребовала развода, ну а граф де Морне потребовал отступного. В астрономической сумме! Иначе грозил не дать развода. Или дать, но потребовать лишить жену столь желанного титула.

Юлия попыталась сторговаться с Морне. Сговорились, что ему будет выплачиваться ежегодно сумма, которая, как графиня Самойлова (так она стала зваться после развода, ну и на том спасибо!) вскоре поняла, оказалась для нее непосильной, разорительной…

Разорение, увы, вскоре и наступило, так что жизнь свою графиня Юлия заканчивала в Париже, лишенная всех своих баснословных богатств. О нет, она не нищенствовала, однако того, кто привык сорить деньгами, необходимость считать их способна свести с ума.

Кроме того, ее изрядно донимали тяжбы с родственниками. Да еще добро бы с какими-нибудь обиженными ею! Нет, безумно огорчала Юлию именно горячо любимая малютка Амацилия Пачини. Разумеется, Амацилию теперь никто бы не назвал малюткой. Она пережила два неудачных замужества и по-прежнему собиралась в монастырь, однако никак не могла отряхнуть со стоп своих прах земных пакостей – и затеяла со своей приемной матерью тяжбу из-за какого-то дома, который принадлежал Амацилии наравне с Джованниной не то по праву наследования, не то по договору удочерения. Это была весьма запутанная, скандальная и затянутая тяжба. Никто ничего не получил, потому что Амацилия ушла-таки в монастырь, а графиня Юлия покинула Италию, чтобы вскоре скончаться в Париже под бледным французским солнцем (ну да, по сравнению с итальянским-то!) и быть похороненной на кладбище Пер-Лашез в одном склепе со своим любимым мужем Джованни Пери.

Воистину любимым, если она перевезла его прах во Францию!

Да… но все же Юлия до последнего мига жизни свято хранила память о другой любви – не столь трагичной, буйной, молодой, сияющей, рожденной богами – покровителями искусства. Она не продавала картин Брюллова в самые тяжелые минуты жизни – их судьбой после смерти графини распорядились ее дальние родственники. Ведь эти картины были написаны ими совместно: кистью Карла Брюллова – и полуденной красотой Юлии Самойловой.

Картины эти остались, чтобы порождать у зрителей вечное сомнение: может быть, эти двое встретились лишь для того, чтобы красота Юлии была запечатлена в веках? Может быть, не она была музой Брюллова, а Брюллов – орудием влюбленной в Юлию вечности?..

Так или иначе, они остались вместе навсегда, навеки, нераздельно.