Развязка наступила на рассвете 17 ноября. Под огнем русских пушек войска Виктора стали отходить к Березине, пробивая себе дорогу штыками и прикладами. Сотни повозок и тысячи нестроевых солдат оставались еще на левом берегу реки, когда генерал Эбле, выполняя приказ Наполеона, поджег мост. Полчаса спустя на толпу налетели казаки. Они рубили людей как капусту…

Когда корпус Виктора переправился на правый берег, Наполеон приказал отводить войска к Зембинскому дефиле, так и не занятому русскими. По данным французских источников, он потерял на берегах Березины убитыми, ранеными и утонувшими в реке от 20 до 25 тысяч своих солдат. Такими же цифрами оперировал историк Богданович. В плен было взято 24 тысячи человек, в том числе 5 генералов и 427 офицеров. Трофеями победителей стали 4 знамени и 22 орудия.

Русские потеряли убитыми и ранеными 4 тысячи человек.

Успех был ошеломляющий, но истребить всю французскую армию до последнего ее солдата, как планировал Кутузов, не удалось. Сам Наполеон, все его маршалы, многие генералы, две тысячи офицеров и семь тысяч самых боеспособных солдат вырвались из окружения и ушли через Зембиновское дефиле, уничтожив за собою мосты, что позволило им на один марш оторваться от преследователей.

Кутузов очень «грустил, что в полон взята не вся неприятельская армия», и вину за это возлагал на Чичагова, который совершил «пустой марш» к Ухолодами «не удержал ретираду» французов. На «земноводного генерала» негодовали, его высмеивали как «ангела-хранителя Наполеона», подозревали даже в измене. Он был козлом отпущения, как выразился Троицкий, ибо таковой был нужен. В советское время «козленком» при нем стал Витгенштейн. И только светлейший князь Смоленский стоял всегда «слишком высоко в глазах России, чтобы кто-то мог упрекнуть его в чем бы то ни было».

А основания упрекать М.И. Кутузова были. Вот что писал П.В. Чичагов С.Р. Воронцову, вспоминая главнокомандующего и события почти годовой давности:

«Достаточно перечислить факты, глядя на карту, чтобы убедиться во всех махинациях и в шарлатанстве этого человека и ему подобных. Находясь более чем за сто верст на фланге хвоста неприятеля в тот момент, когда последний переходит Березину, он пишет с невероятной наглостью, что преследует его по пятам, и ему верят.

Что касается Витгенштейна, то он идет в направлении, противоположном тому, по которому должен был следовать, а затем хвалится тем, что вынудил Бонапарта перейти Березину. Стало быть, он сражался со мною, поскольку я находился с другой стороны, чтобы помешать переходу…

Кутузов подставил меня под уничтожение окружившего меня неприятеля».

Чичагов не имел карт местности и действовал «наощупь». Они были в штабе Кутузова, который находился в семи переходах от театра военных действий. Все просьбы адмирала прислать карты не получили ответа. Создается впечатление, что Михаил Илларионович не был заинтересован в его успехе.

С 9 по 15 ноября Чичагов действовал на берегах Березины один, без чьей-либо поддержки.

Интересно было бы узнать, как наедине с самим собой оценивал свою роль в этом эпизоде войны Кутузов? Но Михаил Илларионович не вел дневник. Зато Арман Огюстен Коленкур передал нам размышление Наполеона:

— Что сделал Кутузов во время нашего отступления, когда перед ним не было никого, способного воевать, а были лишь полуживые существа и ходячие призраки? Он и Витгенштейн позволили нанести тяжелые потери адмиралу Чичагову. Все другие генералы стоили гораздо больше, чем эта престарелая придворная дама…

Вряд ли во всем можно согласиться с Наполеоном, но в одном он прав: Кутузов и Витгенштейн поставили Чичагова на берегах Березины в чрезвычайно трудное положение. Впрочем, и возраст у русского главнокомандующего был весьма почтенный, и «сплетни бабьи» он умел искусно плести, и не только при дворе — в своей армии тоже.

Конечно, фельдмаршал Кутузов был великим полководцем. Это — бесспорно. А адмирал Чичагов был исключительно порядочным человеком. Это тоже не вызывает сомнений.

Могли ли русские добиться здесь большего успеха? При известных условиях могли, конечно. Но слишком многие из этих условий даже не обозначились. Витгенштейн и Кутузов, которые должны были замкнуть кольцо окружения неприятеля, практически бездействовали: первый до утра 16 ноября, а второй до окончания боев на обоих берегах Березины.

Бесспорно, Чичагов допустил ошибку, когда увел армию вниз по течению реки и не занял Зембиновское дефиле, но именно он более других препятствовал переправе неприятеля через Березину и нанес ему самый ощутимый урон. Сами французы говорили, что погубила их совершенно встреча с Молдавской армией у переправы.

В защиту адмирала П.В. Чичагова выступили многие участники Отечественной войны, в том числе генерал-лейтенант А.П. Ермолов. Однако сначала о мнении других.

Д.В. Давыдов: «Армия Чичагова, которую Кутузов полагал силою в шестьдесят тысяч человек, заключала в себе лишь тридцать тысяч. Из них около семи тысяч кавалеристов…

Армия Витгенштейна следовала также по направлению к Березине… она продвигалась медленно и нерешительно…

Кутузов, со своей стороны, избегал встречи с Наполеоном и его гвардией, он не только не преследовал настойчиво неприятеля, но, оставаясь на месте, находился все время далеко позади. Это не помешало ему, однако, извещать Чичагова о появлении своем на хвосте французских войск. Предписания его, означенные задними числами, были потому поздно доставляемы адмиралу…

Адмирал, армия которого была вдвое слабее того, чем предполагал князь Кутузов, не мог один, без содействия армии князя и Витгенштейна, преградить путь Наполеону».

М.Ф. Орлов: «Если бы к адмиралу Чичагову подошли ожидаемые подкрепления, то ни один француз не переправился бы через реку. В самом деле, с двадцатью тысячами человек, из которых только пятнадцать тысяч пехоты, нелегко было охранять всю переправу через реку, берега которой сплошь покрыты лесами и болотами… особенно же тогда, когда с тыла… им угрожали сорок тысяч австрийцев и саксонцев».

Как видно, Михаил Федорович несколько занизил численность войск Дунайской армии, в которой по точному счету было тридцать три тысячи человек, а в остальном его защита адмирала не отличается от доводов других участников Отечественной войны.

Е.И. Чаплиц заостряет внимание на моральной стороне дела. По его мнению, «переправа еще послужит уроком для военных как доказательство, что одной храбростью солдата, признанным мужеством офицеров, дарованиями маршалов и генералов нельзя поддержать армию при перемене счастья, но лишь нравственная сторона ее создает дисциплину и не ради внешности, чтобы тяготеть над человеком, но по принципу чести, который возвышает душу над невзгодами, сближает и связывает нас для борьбы и заставляет блюсти честь государя, народа, армии, а не частных лиц».

Право же, лишь от сознания того, что когда-то в России были такие генералы, сердце начинает биться учащенно, и ком к горлу подступает: не только воевать, но и говорить умели! А как заботились о чести государя, народа и армии!