К Кэтрин двинулся викарий. Он вытянул руку, словно бы желая в прямом смысле закрыть ей рот, но Кэтрин не обратила на этот жест никакого внимания.

– Конечно, мне не следует рассуждать с такой прямотой, но ведь вы сами всю неделю говорили мне все, что придет в голову, и не думали щадить мои чувства. Всю неделю вы мне без остановки рассказывали, каким ангелом был Гарри. – Кэтрин услышала, как рядом с ней что-то сказал Монкриф, но не остановилась и снова обратилась к присутствующим, которые смотрели на нее как на сумасшедшую. – Гортензия, пожалуйста, никогда больше не говорите мне о болезнях. Я не желаю слышать о вашем артрите, люмбаго и других недугах, которые вы у себя подозреваете. И, пожалуйста, ничего не рассказывайте мне о сыпи и прыщах. Джулиана, с меня достаточно вашей непомерной скупости. Вам бы следовало поселиться в монастыре, оставить все свои земные богатства и проводить дни в молитвах. Викарий, без сомнения, поможет вам найти место, где будут востребованы ваши способности к экономии.

К счастью, Джулиана ничего не ответила, только окинула Кэтрин таким злобным взглядом, что, будь он материален, Кэтрин умерла бы на месте. Но Кэтрин ничего не заметила, потому что была слишком рассержена. На всех, кроме бедного мистера Дуннана, который не сделал ничего дурного, просто сопровождал свою жену в Балидон.

– Мистер Дуннан, – продолжала Кэтрин, – не думаете ли вы, что вам пора домой?

Несчастный выглядел посрамленным, но молчал, лишь положил руку на плечо жены, словно удерживая ее на месте.

– Кэтрин, – с упреком в голосе произнес Монкриф.

Она перевела на мужа взгляд. Монкриф все еще улыбался, но в его глазах отразилась тревога, ему еще повезло, что Кэтрин лишь окинула его злобным взглядом, перед тем как, нелепо хромая, броситься вон из комнаты.

Уоллес бросился помогать своей хозяйке. Молодой дворецкий поддерживал ее слева, а сама Кэтрин цеплялась за перила. Лучше бы ее отнес Монкриф, но сейчас Кэтрин ни за что не приняла бы его услуги.

Добравшись до своей комнаты, Кэтрин поблагодарила Уоллеса и с облегчением захлопнула за собой дверь. Хорошо, если бы Монкриф понял, что сегодня ему не следует показываться ей на глаза. Сегодня ей не до нежных взглядов и волнующих разговоров. Она хочет остаться одна, и не для того, чтобы предаться размышлениям о собственных грехах, как мог бы предположить викарий, а просто, чтобы ни о чем не думать. Сегодня она не хочет даже писем Гарри. Она устала от всех! И от живых, и от мертвых.

В дверь тихонько постучали. Кэтрин с раздражением фыркнула, хромая, добралась до двери и обнаружила там Мэри.

– Ваша светлость, Уоллес сказал мне, что вы ложитесь. Я хотела помочь вам раздеться.

Кэтрин с неохотой впустила служанку в комнату.

– Расстегните сзади, и все. – И она повернулась к Мэри спиной.

– А волосы, ваша светлость?

– Я сама их расчешу.

– Ну, если вы так приказываете…

– Я сегодня в дурном настроении. Бросаюсь на всех, кто попадается мне на пути.

– Может быть, мне прихватить щит из большого зала? – Это был голос Монкрифа.

Кэтрин прикрыла глаза и выразительно вздохнула.

– Монкриф, уйди, пожалуйста.

– Ты все время это повторяешь.

– А ты все время игнорируешь мои слова.

– Вот если бы ты отдала другое распоряжение…

– Сегодня я не расположена к другому. Пожалуйста, оставь меня в покое.

Мэри чуть слышно хмыкнула у нее за спиной. Кэтрин стиснула зубы. Раньше она не позволяла себе препираться с Монкрифом в присутствии слуг.

– Достаточно, Мэри, – смягчившимся тоном проговорил Монкриф. Девушка бросилась вон и пропала за дверью. – Насколько я понимаю, ты еще не успокоилась?

– Сегодня неподходящий вечер для ссор.

– А зачем нам ссориться? Я-то считал, что мы стали друзьями, если не чем-нибудь большим.

– Друзьями? Разве друзья так ухмыляются, как ты сегодня ухмылялся? – Кэтрин сделала резкое движение и тут же вскрикнула от боли.

Монкриф подошел ближе, но она ткнула ему в грудь пальцем.

– Оставайся на месте, Монкриф. Я сама справлюсь с такой мелкой болячкой. Нечего меня нянчить. И на руках нечего носить. Оставь меня в покое, и все.

– Что ты собираешься делать, Кэтрин? Лечь в постель и перечитывать письма Гарри?

Кэтрин закрыла глаза руками, мечтая лишь о том, чтобы он ушел. Но Монкриф ни за что не уйдет, если она его просит. Он упрямец, каких поискать.

– Не трогай Гарри, – раздраженно бросила Кэтрин. В последнюю неделю ее раздражал каждый, кто упоминал его имя. Одно дело самой оплакивать своего мужа и совсем другое – тысячу раз на дню слышать, как его превозносит его мамаша.

– Я вообще удивляюсь, что ты не попросила меня выкопать его гроб и похоронить здесь, в Балидоне. Даже лучше – почему не похоронить его прямо в часовне? Тогда ты сможешь каждый день навещать его, не обращая внимания на непогоду.

Кэтрин не отвечала, и Монкриф, в чьем голосе слышался неподдельный гнев, продолжал:

– Может быть, проведем церемонию? Выкопаем этого ублюдка, положим на обеденный стол? Вы все будете ныть, рвать на себе волосы и посыпать голову пеплом в память святого Гарри?

Кэтрин могла бы объяснить Монкрифу, что за эту неделю она не меньше его устала от ежеминутного упоминания Гарри, но неподдельное презрение в голосе Монкрифа насторожило ее.

– Ты ведь не любил Гарри, правда?

Синие глаза Монкрифа сделались непроницаемыми. Кэтрин поняла, что угадала, и отошла поближе к камину. К счастью, Монкриф остался на месте.

– Если он тебе так не нравился, почему ты явился ко мне с визитом? Пожалуй, твое чувство долга завело тебя слишком далеко.

Монкриф не отвечал.

– Питер ведь тоже не любил Гарри. Почему?

– Его не за что было особенно любить. – Монкриф развернулся и пошел к двери.

– Ты не можешь сейчас уйти, – закричала Кэтрин. – Не можешь сказать такое и просто уйти!

– Разве?

– Я никогда не считала тебя трусом, Монкриф.

Он замер на месте. Было видно, как напряглась его спина.

– Так почему тебе не нравился Гарри?

– Кэтрин, не задавай вопросов, если не готова выслушать ответ.

Одной рукой Кэтрин ухватилась за полку над камином, другой держала костыль, как будто готовясь обороняться. Острое предчувствие беды шептало ей, что нельзя спрашивать, нельзя слушать ответ, но разговор зашел слишком далеко. Теперь не остановишься.

– Расскажи мне. – И чтобы смягчить требование, добавила: – Пожалуйста.

Монкриф повернул к ней лицо, по которому ничего нельзя было прочесть.