– И Щербатский тоже так… путешествовал? – догадалась Сара.

Понятно, вот почему он хотел, чтобы она приехала в Прагу! Профессор всегда говорил, что Сара, по его мнению, обладает особой чувствительностью. Он знал, что она тоже будет способна заглянуть в прошлое.

Бетховен улыбался своей соседке в палевом платье, расшитым розами. Она сказала что-то по-немецки, вроде про свою недавнюю поездку в Берлин. Сара понимала, что Бетховен не мог ее слышать, но композитор улыбнулся и ответил: «ja, ja». Виолончелист закончил играть Баха, и гости захлопали. Бетховен, который как раз делал очередной глоток вина, пропустил этот момент, но быстро поправился, поставил бокал на стол и присоединился к остальным.

– Луиджи, вы должны сыграть нам что-нибудь! – попросила женщина.

Бетховен встретился взглядом с худощавым мужчиной, сидевшим во главе стола. Сара посмотрела на него. Лицо незнакомца было дружелюбным, но Саре показалось, что между ним и Бетховеном идет молчаливая борьба. Наконец Бетховен покачал головой, а мужчина жестко улыбнулся, нахмурился и медленно кивнул. Вздохнув, Бетховен вытащил что-то из кармана.

– Желудок, – пояснил он даме в палевом платье, показывая ей крошечную пилюлю.

Он проглотил ее.

Еще некоторое время Бетховен продолжал есть и пить. Женщина в бледно-зеленом платье, сидевшая напротив, спросила у композитора, осчастливит ли он их своей игрой, тоже назвав его «Луиджи». Бетховен неопределенно улыбнулся.

– С ним стало трудно, – свистящим шепотом пожаловалась дама своему спутнику, расположившемуся справа от нее. – Раньше он меня обожал, а теперь не обращает на меня внимания! Я от него устала. А его музыку я нахожу совершенно недоступной для простых смертных.

Еще немного посидев, Бетховен вдруг резко сорвался с места.

– Да, маэстро, да! Сыграйте нам! Хоть что-нибудь! – послышались голоса с разных концов стола.

Пламя свечей колыхалось, к расписанному фресками потолку поднимались струйки дыма. В комнате стало душно. У Сары щипало в носу от сильного аромата духов, не вполне заслонявшего запахи немытых потных тел.

– Сара? – окликнул ее Макс. – Что случилось?

– Не знаю, – отозвалась она. – Что-то изменилось. Он…

Люди в комнате поблекли, и Сара поняла, что действие вещества ослабевает. И если вначале она отчаянно стремилась вырваться из-под его власти, теперь ей страстно захотелось остаться в этом видении навсегда.

Мужчина, сидевший во главе стола, прихрамывая, направился к Бетховену.

– Ну как, действует? – спросил он. – Вы меня слышите?

Бетховен кивнул:

– Пока да.

Однако композитор выглядел не особенно радостным, а скорее печальным.

Хромой мужчина улыбнулся и похлопал его по спине.

– Добрый старый Браге, – проговорил он.

– Каждый раз это занимает все больше времени, – буркнул Бетховен. – И действие все менее заметно. Я должен оставить хоть что-то для работы! А здесь я лишь трачу его впустую.

– В числе гостей – два герцога, граф, а также директор Императорского Королевского придворного театра, – возразил его собеседник. – А вам нужны покровители. Сыграйте нам.

Бетховен нахмурился, его лицо побурело от прилива крови. Он громко выпустил газы.

– Право же, Луиджи, – проговорил хромой, маша в воздухе носовым платком.

Бетховен направился к стоявшему в углу клавесину. Сара следовала за ним. Неужто она увидит, как Бетховен исполняет свое произведение? Без газов она могла бы и обойтись, но музыка… Внезапно он замер. Сара затаила дыхание. Видение выцветало, становилось прозрачным: сквозь деревянные стулья начинали проступать их нынешние ипостаси. Сара молча взмолилась, чтобы Бетховен поспешил. Оставалась пара драгоценных мгновений. Но возможно, она все-таки услышит его игру…

В комнате воцарилась тишина. Бетховен помрачнел.

– В чем дело, Луиджи? – спросил хромой.

Внезапно Бетховен огляделся по сторонам с диким выражением лица. Саре подумалось, уж не видит ли он чего-нибудь наподобие сцен, представших перед ней в темнице, хотя было трудно поверить, что изящный салон когда-либо использовался в качестве камеры пыток.

А затем произошло нечто неожиданное. Бетховен повернулся – и, казалось, заметил саму Сару. Она отшатнулась, но позади нее темнели лишь смутные очертания наблюдавших за ней Макса и Сюзи.

Сара снова повернулась к Бетховену.

– Кто здесь? – громко и требовательно спросил он по-немецки.

Дамы и кавалеры обомлели, а потом принялись озабоченно перешептываться.

– Милая, ты в порядке? – донесся до Сары голос Сюзи.

– Сара, – проговорил Макс, протягивая к ней руку, но она молча отстранилась.

– Луиджи, – шепнул хромой, – там никого нет.

– Нет! – возразил Бетховен. – Я чувствую!

Людвиг ван Бетховен пристально вглядывался в Сару с расстояния в несколько сантиметров. Сара ощущала запах устриц из его рта и теплый запах шерсти, заслонявший пряный аромат тела Луиджи. Она была повыше его, и Бетховен задрал голову, рассматривая ее своими бездонными глазами гения. Так он стоял, наверное, целую вечность, после чего улыбнулся и прикрыл веки.

– Бессмертная Возлюбленная, – проговорил он.

И на этих словах Сара потеряла сознание.

Шарлотта Йейтс улыбалась и хлопала в нужных местах, но в действительности ею владело уныние. На сей раз оно не имело никакого отношения к тому, что Шарлотта стояла за плечом президента. Он излагал «трехвекторную стратегию укрепления национальной безопасности», и, конечно, на каком-то уровне это бесило – слышать, как Его Безмозглое Величество перевирает собственноручно составленную ею программу. Однако сейчас ничего не имело значения, да и, помимо прочего, стратегия являлась полной бессмыслицей: она была просто-напросто манком для демократов, заседавших в Сенате. И они обязательно встрепенутся, начнут вопить о «личных свободах» – после того, как президент завершит речь очередным идиотским словечком («несомненность», что, к примеру, означает данный термин?). Все последствия были уже тщательно ею просчитаны. Полк (республиканец из Луизианы) поддержит законопроект. Дэвидсон (демократ из Массачусетса) приложит все усилия, чтобы оттянуть его принятие. Кстати, Шарлотте нравилось, что все члены Сената интересовались исключительно накоплением собственного предвыборного капитала и старались держаться подальше от управления как такового. «Фокс» и Си-эн-эн сожрут то, что она им скормит, и пока они будут набивать свои животы, она приступит к активным действиям.

Шарлотта передвинулась влево от президента и предоставила камерам наилучший обзор своего щегольского брючного костюма от Эли Тахари. Ткань была дорогой, темно-фиолетовой с бордовыми переливами. Опросы показывали, что американский народ любит и доверяет ей больше, когда на ней одежда теплых оттенков. Недавно она во время речи вынула из кармана очки, чтобы заглянуть в бумаги, и ее рейтинг тотчас вырос на десять пунктов в трех разных демографических группах. «Важно быть ближе к людям», – как говорила ее ассистентка Пола.