Валери чуть подняла брови:

— В таком случае?..

— Я немедленно распоряжусь, — сказал Мтанга сухо. — Простите, я вас на минутку покину, есть вещи, о которых я не говорю по телефону, передаю через секретаря…

Он встал и быстро вышел в приемную. Вернулся, когда не прошло и минуты, сел за стол, сказал чуточку безжизненным голосом:

— Вам придется подождать. Камеры расположены далеко от моего кабинета, пока секретарь туда дойдет, пока ее приведут…

— Я надеюсь, это не затянется на час? — спросила Валери бесстрастным голосом опытной законницы.

— Ну что вы, — сказал Мтанга. — Какая-то четверть часа…

— У вас что, нет телефонной связи с тем крылом? — с плохо скрытой насмешкой осведомилась Валери.

Мтанга ответил бесцветным голосом бухгалтера, зачитывающего в управлении фирмы годовой отчет:

— В особых случаях — к которым этот по ряду причин относится, запрещено пользоваться телефонами. Только устная передача поручений. Есть инструкция, утвержденная нашим уважаемым господином министром. Если желаете, я позвоню в канцелярию, распоряжусь, чтобы ее принесли…

— Не стоит, — сказала Валери. — Я и здесь поверю вам на слово, — и улыбнулась прямо-таки ангельски. — Вы же серьезный человек, не станете в таких обстоятельствах преподносить ложь… которую крайне легко проверить…

Не прошло и четверти часа, как дверь распахнулась, и показалась Татьяна в сопровождении вежливо поддерживавшего ее за локоток секретаря (который наверняка никуда не ходил пешочком, а позвонил и от имени полковника велел привести эту стерву в божеский вид). Благо долго трудиться не пришлось: ее просто старательно причесали, вернули одежду. Мазур с неудовольствием отметил, что стерва вновь приняла вид умирающей газели, готовой вот-вот рухнуть в обморок.

Черт, так и есть — закатив глаза, Татьяна вдруг стал заваливаться на бок и непременно упала бы, не подхвати ее секретарь. Проворно вскочив, Валери помогла ей сесть, ободряюще сказала:

— Успокойтесь, мадемуазель, ваши мытарства кончились, мы приехали за вами… Вы можете говорить?

— Да… — слабым голосом отозвалась Татьяна.

— Вам плохо? С вами здесь что-то делали?

Синеглазая стерва ответила негромко, вяло, но так, что ее услышали все присутствовавшие в кабинете (секретарь уже успел улетучиться, бесшумно прикрыв за собой дверь):

— Насиловали… Пытали…

— Ах, вот как… — протянула Валери, уставясь на Мтангу со злой насмешкой. — А вы, господин полковник, уверяли, будто ничего подобного не происходило… Желаете что-либо сказать? Молчите? И правильно. Не стоит преподносить очередную ложь… которую легко проверить. Полагаю, нам здесь больше нечего делать. Мы немедленно покидаем здание вместе мадемуазель Акинфиефф. Надеюсь, вы не намерены препятствовать?

— Ну что вы, это было бы беззаконие, — произнес Мтанга, сидевший с застывшим лицом.

— Рада, что вы помаленьку начинаете вспоминать о существовании в республике законов, — усмехнулась Валери. — Не будете ли столь любезны помочь, господин Олентейру?

Прокурорский чин (от которого за все это время никто не услышал ни единого слова) помог Татьяне встать. Валери обернулась:

— Всего наилучшего, господа…

И они вышли, бережно поддерживая Татьяну под локотки. Дверь захлопнулась. Мтанга, с силой провел руками по лицу, взял со стола медную статуэтку в здешнем стиле, изображающую какое-то мифологическое существо — и что было силы грохнул ею об пол. Что ж, порой и это — неплохой способ успокаивать нервы… Шумно, тяжко выдохнул сквозь зубы. И все же он великолепно умел держать удар: совсем недолго просидев с отрешенным, чуть посеревшим лицом, произнес почти нормальным голосом:

— Вот так, господа офицеры. Это уже прямое противодействие.

Лаврик спросил осторожно:

— Как вы полагаете, эта парочка, министр и прокурор, могут быть замешаны?

— Согласно тому, что о них знаю — вроде бы не должны, — сказал Мтанга. — А теперь… Не берусь и судить. Ни о чем я не берусь теперь судить, все перевернулось… И тем не менее… Вероятнее всего, нет. Будь они тоже завязаны на какие-то внешние силы, пошли бы дальше — сунули бы мне приказ об отставке, и мне пришлось бы уйти, как побитой собаке, пока по зданию не начали бить прямой наводкой танки. И тайная полиция на какое-то время была бы обезглавлена…

Мазур прекрасно знал, в чем тут хитрушка: Мтанга пошел даже дальше многих, у него не было ни заместителя-болвана, ни заместителя-медузы, которых министр мог бы в случае чего назначить «Временно исполняющими обязанности». У него вообще не было заместителей, ни единого. Мтанга единолично, без всяких посредников руководил начальниками восьми департаментов, на которые делилась тайная полиция. И внешний враг, та же «Даймонд», имей она возможность обезглавить тайную полицию, никак не упустила бы такого шанса. Это утешает — кое-какие шансы все же есть, коли Мтанга на месте, еще побарахтаемся…

Тем же севшим, усталым голосом Мтанга продолжал:

— Самое смешное, что это могут оказаться просто-напросто те самые «парни в старых школьных галстуках». Ни министр, ни генеральный прокурор к ним не относятся: Папа никого из них не назначал на серьезные государственные должности — да они и не стремились, им это, в принципе, не нужно, им достаточно, чтобы с ними считались должным образом… Акинфиев мог попросить кого-то из них выручить доченьку, и они охотно помогли: и сам князь, и его дочь для них свои… Что бы ни натворили…

Лаврик задумчиво сказал:

— На их месте я прямо отсюда повез бы ее к врачу…

— Я тоже, — ни на кого не глядя, сказал Мтанга. — Врач моментально определит, что ее только что качественно поимели несколько человек… А впрочем… Вполне может оказаться, что на ней еще с полдюжины, скажем, ожогов от сигарет. Эта стерва способна сама себе их наставить.

— Не сомневаюсь, — кивнул Лаврик. — По-моему, она способна и интервью журналистам дать, без колебаний описывая, как ее насиловали и пытали… Наши, конечно, и сейчас побоятся, но в столице полно иностранных…

— Не думаю, — криво усмехнулся Мтанга. — Журналисты, шум, гам, министр и генеральный прокурор создают какую-нибудь поганую комиссию по проверке моей деятельности… Нет, не думаю. Это — длинный, обходной путь. Реши они зайти слишком далеко, никто не мешал им меня снять… и тут же арестовать на выходе, а там, чего доброго, и пристрелить при попытке к бегству или вооруженном сопротивлении. Они на это не пошли. Значит, еще поработаем. Нам совсем немного осталось продержаться…

— Я бы на вашем месте немедленно взялся за Флорисьена, которого пока что никто не пытался освободить, — сказал Лаврик.

— Это-то меня и удручает, — сказал Мтанга. — То, что его никто не пытался освободить, о нем даже не заикнулись. А ведь тот, кто знал, что мы сцапали стерву, не мог не знать, что вместе с ней прихватили и Флорисьена. Он, конечно, не имеет отношения к «старым школьным галстукам», папаша всего-навсего один из трех совладельцев велосипедного заводика, мелкота.