— И опасный свидетель, — добавил Лаврик.

— А если — нет? — тихо спросил Мтанга. — Если он — просто пешка? И именно потому о нем и речь не шла? И знает ровно столько, сколько считала необходимым наша стервочка? — он тяжко вздохнул. — Ну да, есть великолепная запись их разговора с вами после того, как они вас похитили. Но боюсь, в таких условиях она может оказаться бесполезной. Еще выяснится, чего доброго, что Татьяна работает на министерство внутренних дел, и это было не похищение, а санкционированная сверху проверка вас: как-никак иностранец на такой должности, мало ли что, о безопасности Натали следует заботиться серьезно… На вас ведь ни царапинки… А впрочем, даже наставь я вам сейчас тех же ожогов от сигарет… Вы ведь согласились бы?

— Придется, если так уж нужно для дела, — вздохнул Мазур. — Переживу как-нибудь.

— Это все равно не помогло бы, — вздохнул Мтанга. — Коли уж все завертелось именно таким образом и эту стерву у нас увели из-под носа… Ну что же, займемся…

Тихо распахнулась дверь, вошел секретарь — и, прислонившись к косяку, уставился на шефа печальным, каким-то пустым взглядом.

— Что, очередные сюрпризы? — тихонько рявкнул Мтанга. — Войдите и закройте за собой дверь! Вот так. Что там еще? Здание начали окружать танки? Флорисьен повесился в камере?

— Н-нет, господин полковник, — с запинкой вымолвил посеревший секретарь. Тут другое. Только что пришло донесение…

…У семьи больше не было полковника Очеренго. Его не было вообще — среди живых, имеется в виду. На обратном пути, километрах в сотне от Турдьевилля, вертолет то ли загорелся и упал, то ли упал и потом загорелся. Никто еще не знал толком — туда только что прилетели. Одно известно точно: выживших нет, ни одного.

— Кто-нибудь верит в случайности? — спросил Мтанга, когда за секретарем захлопнулась дверь. — Молчите? Значит, тоже не верите…

— Кто у него заместитель? — спросил Мазур. — Из «дураков» или «медуз»?

— «Медуза», — ответил Мтанга. — Что поделать, старая добрая традиция: заместитель либо дурак, либо «медуза», либо его вообще нет, как у меня. Вообще-то такая тактика себя прекрасно оправдывает… Но не сейчас. Эта «медуза» будет смотреть в рот министру внутренних дел, прежних отношений с жандармерией у нас больше нет.

Лаврик сказал медленно:

— Если вдумчиво проанализировать события… Никак нельзя отделаться от впечатления, что действуют две разных группы. С разными целями и интересами, возможно, абсолютно противоположными…

— Америку нам открываете, — фыркнул Мтанга. — У меня такое впечатление сложилось очень давно. И толку? Пока мы не получим по-настоящему ценных показаний, пока у нас в руках одни пешки… — он вздохнул и порывисто встал. — Ладно. Пойдемте займемся Флорисьеном. Пока я еще сижу в этом кресле, пока и его не заявились освобождать очередные добрые самаритяне… пока он не повесился в камере, смастерив петлю из подкладки собственного пиджака. У этого франта пиджак с шелковой подкладкой, великолепную петлю можно скрутить. И мотив великолепный: испугался пыток, прекрасно понимая, что они вскоре последуют.

— Вы кому-то не доверяете у себя? — тихо спросил Лаврик.

— Я мало кому у себя доверяю, — отрезал Мтанга. — В конце концов этот скот Флорисьен, прежде чем все вскрылось, года три ходил у меня в доверенных лицах. Вот доктору Кумене и майору Мюрату я доверяю полностью — есть, знаете ли, веские причины. Что до всех остальных… Как показали недавние события, любой может оказаться предателем. Что уж там говорить о надзирателях при камерах? Пойдемте, пока он жив…

У старавшегося не отстать ни на шаг Мазура поневоле всплыли в голове задорные куплеты:

И не надо зря портить нервы —

Вроде зебры жизнь, вроде зебры.

Черный цвет, а потом будет белый цвет —

Вот и весь секрет.

Увы… Происходящее скорее напоминало грубоватый анекдот: «Жизнь — как зебра. Черная полоса, белая, черная, белая, а потом — жопа»…

Со всей возможной деликатностью Мазур сказал:

— Я, конечно, доверяю вашему бесценному опыту, но… Вы уверены, что он рассказал все, и другая обработка не требовалась?

— Уверен, — кивнул Мтанга, ничуть, кажется, не рассердившись. — Во-первых, тот самый опыт, во-вторых, я его давно знаю, поганца, несколько лет учил ремеслу на свою голову… Все было правильно…

Мазур досадливо сжал губы. Оказавшийся живехоньким Флорисьен запел, словно самая голосистая здешняя птичка кувимби — едва увидел среди вошедших прекрасно ему знакомого профессора с портфелем и был вежливо спрошен: если будет молчать, сам встанет, как надо, или придется помогать?

Ну конечно, он прекрасно понимал нюансы: это из женщины легко по миновании надобности извлечь муравьишек всех до одного (у профессора они на строгом счету) — но запущенными мужику в задницу это нереально, они пустятся в долгое путешествие… Штаны предатель не намочил — но началось ползанье на коленях и хныканье о пощаде в обмен на полную откровенность, быстро пресеченные оплеухами.

И он запел. Увы, увы… Ничего особенно важного, перед ними оказалась классическая шестерка, марионетка, которую дергают за ниточки. Вербанула его Таня полгода назад, на довольно-таки серьезном компромате: не только воровал денежку из секретных фондов, тут еще и, как принято выражаться на родине Мазура — да, впрочем, и здесь та же формулировка в ходу, она интернациональна, в общем — злоупотребление служебным положением. И то, и другое в таких масштабах, что Мтанга, как минимум, вышиб бы его со службы, и позаботился, чтобы в этой стране красавчик не нашел никогда места получше, чем чистильщик обуви или тапер в борделе. А могло обернуться и похуже…

У нее был ворох крайне убедительных доказательств — и Флорисьен, прекрасно понимавший свое положение, не ломался долго.

Княжеская дочка аккуратно платила оговоренное жалованье, даже (видимо, ради закрепления отношений) пару раз с ним переспала, обращалась вежливо, без тени хамства — но сам Флорисьен, судя по характеру возлагавшихся на него поручений (кроме того, что сливал секретную информацию из родимой конторы), прекрасно понимал, что стал при ней не более чем шестеркой: неглуп, поганец, этого у него не отнимешь. На кого именно он двурушничает, он не знал до сих пор. При похищении Мазура был заранее подробным способом проинструктирован, Таня подробно и четко обозначила рамки, в которых он должен был оставаться. Где расположилась группа, которой предстояло в случае успеха войти в Лунный дворец, он представления не имел — сигнал к началу операции должна была дать Таня и она сама сказала, чтобы не оставалось недомолвок.

Вот, собственно, и все, что удалось узнать. К некоторому удивлению Мазура, Мтанга, выслушав все это, не стал продолжать и пускать в ход ни муравьев, ни другие имевшиеся в его распоряжении средства убеждения. Ладно, в конце концов ему виднее. Но они нисколечко не продвинулись, разве что получили живого свидетеля-сообщника, способного дать против Тани показания, где угодно — но сейчас это ничем помочь не могло…