— Отлично, — Яичкин позволил себе слегка откинуться на стуле. Видимо, хотел создать видимость непринуждённой беседы. — А теперь расскажите мне, как вы представляете себе работу вашей мечты?

— Я ведь уже рассказал, — Геннадий Валерианович вторично облизал губы.

Яичкин пропустил последнюю фразу мимо ушей.

— Так я и не услышал от вас о работе вашей мечты. Жаль… Ну, хорошо… А как вы относитесь к страхованию?

— В целом нормально, — толстяк обрадовался смене темы.

— Нормально? — Женя сардонически усмехнулся. — В каком смысле?

— В нормальном… смысле, — толстяк снова достал носовой платок.

— Что вы вообще знаете о страховании? — в голосе Яичкина зазвучали пренебрежительные нотки. — Когда вы сталкивались со страховками?

Толстяк пожевал губами, напряжённо вспоминая.

— Как же, полис обязательного медицинского страхования! — его лицо засветилось.

— Ещё, — Яичкин снова навис над мужчиной. — Ещё!

— Вроде бы, кажется, всё, — Геннадий Валерианович чувствовал себя слегка виноватым.

— Подумайте, — Женя был непреклонен. — Когда вы…

— Да не помню я! — взорвался толстяк.

— Спокойнее! — осадил его Женя. — Другой вопрос. В анкете вы подчеркнули, что для вас наиболее всего важна стабильность. Что вы понимаете под стабильностью?

— Выплата зарплаты без задержек, — обречённо прошептал толстяк.

Женя победно осклабился:

— А ещё?..

Вконец выжатый Геннадий Валерианович покинул наш офис с побуревшим лицом через полтора часа. Не меньше соискателя вымотались и мы с Толей Колей. Один Женя Яичкин выглядел свежо и бодро.

— Зуб даю! — заметил Толя Коля. — Больше мы этого Валериановича никогда не увидим. Я бы точно после такой пытки не пришёл.

— У каждого своя метода, — оскорблённо отозвался Яичкин. — Важно расшевелить человека, вызвать его на откровенный разговор.

Метода действительно у каждого была своя. Уже упомянутый Кучкин-Распутин, например, не любил собеседовать с мужчинами, женщин же пытался нахально соблазнить. Саня Дронов ударялся в воспоминания, живописуя перед соискателем свои былые, часто только что выдуманные заслуги в деле искоренения преступности. Оберфюрер Красовская проводила собеседования с позиции силы. «Не забывайте! — часто учила она свою структурку. — Вы — работодатель! Нечего пресмыкаться! К вам пришли просить работу — из этого постулата и исходите!» Анна Ивановна с Алисой Феоктистовной завлекали доверчивых тётенек в паре. Словно безжалостные паучихи, они подтягивали к себе несчастную «мошку» и планомерно обволакивали её паутиной бессмысленных старушечьих бесед про маленькую пенсию, хронический артрит и бесконечные сериалы.

Привлекала к себе всеобщее внимание одна мадам из смежной структуры. Выглядела она довольно забавно — короткая стрижка-завитушка, зелёная кофточка с жабо и узкие клетчатые брюки, обтягивающие зад впечатляющих размеров. Недаром мы с Толей Колей дали ей меткое прозвище — Женщина-Карлссон. Мадам эта металась от сослуживца к сослуживцу, добросовестно записывая на бумажные листочки их беседы целыми предложениями и даже абзацами. Когда же дело доходило до самостоятельной попытки охмуряжа, Женщина-Карлссон, быстро сбивалась с мысли, путалась в своих бессистемных записях и, наконец, навалившись на стол богатой грудью, вещала с отчаянным надрывом:

— Слышь, я те грю, я те обещаю — через месяц будешь получать сто тысяч! Гарантия! Я те грю! Отвечаю!

Однажды днём я застал Женщину-Карлссона за престранным занятием. Она высилась над сидящей за столом оберфюрером Красовской, её полные белые руки были скреплены над головой, образуя круг. При этом, Женщина-Карлссон медленно поворачивалась вокруг своей оси, покачивая необъятным задом в опасной близости от носа Зинаиды Юрьевны. В ответ на моё немое удивление, Женщина-Карлссон со вздохом пояснила:

— Что я только не делала, даже вот так перед клиентом танцевала, а он, гадёныш, бочком-бочком и сбежал!

Несмотря на обилие способов и методов, результат, к сожалению, у всех был практически одинаков. То есть, никакого результата не было. Каждый месяц «русские страховщики» платили аренду, вносили какие-то страховые взносы, скидывались на уборщицу и на дни рождения коллег, а вот «зарплату» видели редко. Да и то, сдельщина есть сдельщина! Оберфюреры во главе с Красовской предлагали не падать духом, обещали, что вот-вот на всех и на каждого в отдельности прольётся дождь из купюр всевозможного достоинства… Однако время шло, а дождь так и не проливался. Первым засуху не выдержал токарь-бизнесмен.

— Всё, Андрей Саныч, шабаш! Деньги кончились. А тут ещё эта, как её… Аре-е-енда, говорит, аре-е-енда! Пыталась с меня скрутить две тыщи! Я ей что, счётчик?

— Как же квартирная программа?

— Туфта! — отрезал Толя Коля. — Разводка! Эх, Андрей Саныч, обули нас с вами! Вот вы про «Женьшень» рассказывали, смеялись. А чем тот «Женьшень» от нашего «страховщика» отличается? Названием!

— Неправда! — влез подслушивавший наш разговор Яичкин. — Мы людям несём добро! Мы страхуем их жизни! Скажи, Олесь!

Пробегавший мимо Брадаты лишь обдал нас зловонным потооблаком. Он торопился. Недавно ему посчастливилось устроиться сторожем на график «сутки-трое». Миссия миссией, а кушать что-то всё-таки надо!

Вслед за грамотным токарем исчез Саня Дронов. Справедливости ради стоит признать, что причиной исчезновения оказалось не разочарование в страховой деятельности, а банальный запой, который в итоге привёл бывшего правоохранителя на больничную койку.

Настала пора уходить и мне. Получив у Красовской три тысячи рублей (всё, что мне удалось заработать за четыре месяца), я, без особой грусти покидал офис «Русского страховщика». Перед Зинаидой Юрьевной уже сидел мужчина моего возраста.

— А сколько бы вы хотели зарабатывать? — поощрительно улыбаясь, спрашивала его Красовская. В глазах мужчины разгорался алчный огонёк. История повторялась…

Мои метания начались с лохотрона, лохотроном и закончились. Опыт оказался неудачным. Но, как говорится, отрицательный результат — тоже результат. Ведь так? Тысячи людей повторят мой путь и впадут в отчаяние. Другие тысячи никогда не вляпаются в такие ситуации. Тут уж как повезёт. От меня ничего не зависит. А может, зависит? По крайней мере, в моих силах помочь и тем и другим. Хотя бы немного, хотя бы чуть-чуть! Нужно только открыть ноутбук и написать первую фразу: «А вы пробовали в наше непростое кризисное время устроиться на работу?»

Всё-таки наша система судопроизводства очень странная. Хотя, скорее, не странная, а страшная. Ну не любят наши граждане обращаться в суд, не любят. А, может, боятся. Менталитет «совка», скажете вы. А вот и нет! Молодёжь, никогда не видевшая незабвенного Леонида Ильича и не носившая ярких пионерских галстуков, тоже не выстраивается в очередь с исковыми заявлениями в дрожащих от несправедливости руках. Неверие в людей, облачённых в чёрные мантии, идёт из далёкого прошлого. На память приходят бравые ребята богатые медвежьими шапками да красными кафтанами, заплечных дел мастера и малопонятное выражение «Шемякин суд». Кем был тот самый оставшийся в истории Шемяка — почти никому не известно. Зато имя пресловутого Шемяки в народной молве прочно связано с какой-то мерзостью. Или кривдой, что, в принципе одно и то же.