бы хотел обсудить детали предстоящего… м-м-м… действа.

Комендант едва опустившись на стул, снова подпрыгнул со своего места.

— Прошу меня извинить. Пойду проверю помещение.

Он бросился к выходу.

Кьяра скривилась.

— Можешь не сомневаться, каждый кристалл будет на своем месте.

— Я и не думал сомневаться, — мягко сказал Бальтазар Тосса и положил на тарелку куропатку.

Целительница вздохнула.

— Тут я могу говорить свободно, — она вздохнула и расправила плечи, — Это место один из последних приютов, где я могу заниматься делом своей жизни. Разве твоя кровь не бежит быстрее, от осознания того, что мы сможем по-настоящему управлять магией.

Бальтазар Тосса вгрызся в тушку, хрустнули тонкие косточки, а жир потек по подбородку. Он промокнул его белоснежной салфеткой с вышитыми инициалами.

— Я бы хотел увидеть записи.

— Они мне не нужны, я прекрасно помню все. И делала это ни один и не два раза. Все отработано и отточено. Но если тебе так нужно…

Целительница принесла несколько листов пергамента, исписанных убористым почерком. На них также были начерчены сложные колдовские схемы и непонятные символы.

Бальтаз Тосса мельком взглянул на манускрипт и сказал.

— И все-таки я хочу прикоснуться к…

Кьяра заколебалась.

— Сможешь ли ты удержаться и не бросить оригинал в огонь? Ты так рьяно боролся с «мерзостью» в молодости, что от силы осталось пара экземпляров.

— Не могла промолчать.

— Нет. Извини.

— Что тут скажешь. Все меняется.

— Главное, ты понял, что ограничения и ложные моральные терзания не для таких, как мы. Оставим эти глупости слабым и нерешительным, тем кому необходимы рамки.

— Пожалуйста, — попросил верховный маг.

— Ну, хорошо. После ужина.

Они ели долго и основательно. Свечи оплавились в канделябрах. Комендант так и не вернулся.

Несколько бесцветных девушек, как тени проскользили по залу и забрали грязную посуду, после принесли глубокие миски и полотенца. Бальтазар омыл руки и тщательно вытер пальцы.

— Сейчас вернусь. Если честно, то прикосновение к такому… меняет. Знаешь, в этой книги заключена мудрость не одного поколения.

Она принесла толстенную книгу. Переплет из темной кожи был украшен золотом. Даже в тусклом свете можно было различить эмблему ордена: солнце, пронзенное пикой. Только слезы и глаза стерлись.

Бальтазар Тосса почтительно принял толстый фолиант.

Он принялся листать страницы.

— Человеческая кожа? — деловито осведомился он.

Кьяра не посчитала нужным ответить, только резко выдохнула через нос.

— Чувствуешь, какая сила в каждой строчке.

Она любовно погладила страничку.

Вместо ответа верховный маг прислушался.

— Кто там буйствует? — спросил он.

Целительница тряхнула волосами.

— Я ничего не слышу.

— Да, нет же, только что я слышал какой-то грохот и крик.

Она пожала плечами, но Бальтазар Тосса продолжал сверлить ее взглядом.

— Хорошо, я проверю, — с этими словами Кьяра вышла.

Как только за ней закрылась дверь, верховный маг повел себя неожиданно. Он обернул фолиант чистым полотенцем и с прытью, которую невозможно было ожидать от толстяка бросился к окну. Отварил его, ловко забрался на подоконник, бросил последний взгляд на комнату и исчез в ночи.

* * *

Я моргнула. Все еще не могла прийти в себя от увиденного. Мне начало казаться, что я схожу с ума. Но нельзя же не верить своим глазам. Бальтазар Тосса — верховный маг Миравингии, только что покинул замок своей любовницы Кьяры через окно, забрав ценную магическую книгу древнего ордена.

Но зачем ему так поступать? Или он настолько испугался предстоящего ритуала, что сбежал.

Оказывается, пока я «отсутствовала» ужин кончился, и все разошлись. В зале остался только Эйк.

Он гремел посудой и складывал ложки. Заметив, что я за ним наблюдаю, он дружелюбно кивнул.

— А где все? — как можно равнодушнее спросила я.

— Разошлись. Ужин давно кончился. Тем более спасенный карлинг пришел в себя и все пошли послушать, что он говорит.

— Но ты остался…

— Да, — Эйк взъерошил волосы, — Мне еще предстоит закончить с уборкой.

В его ответе слышалось какое-то напряжение.

— А кого сегодня спасли?

Эйк бросил ложки и подсел ко мне.

— Знаешь… это очень странно. Внезапно Ису что-то такое нашептал его этот, — полукровка закатил глаза и дернул подбородком, указывая куда-то наверх, — И мы сорвались в леса. Там родили какими-то дикими кругами, пока тошно не стало.

— Я думала, вы сражались с магами…

— О, если бы! Я был бы не прочь отправить в пекло несколько этих уродов.

И снова эта жгучая ненависть. Я порадовалась, что по какой-то неведомой причине Эйк не перенес ее на нас с Мадсом. Кстати, отсутствие чернокнижника неприятно кольнуло. Неужели, Дара все-таки увлекла его в свои сети.

— Но никаких магов? — я заставила себя сосредоточится на беседе.

Тем более, после запутанных видений с их тайнами и скрытыми смыслами, хотелось ясности. Просто знать наверняка, что случилось сегодня днем.

— Ни единого. В такую глушь они не заходят.

Ох, я бы могла много порассказать о том, в какие дебри забираются маги, чтобы срыть от посторонних глаз запрещенное колдовство, но не стала.

Эйк продолжил рассказ, не догадываясь о моих размышлениях.

— Зашли мы в далеко. Там такие елки, почти не пропускают свет к земле, под ним ни травинки, только хвоя старая. Идем мы, растянулись в линию… и нашли.

— Что?

— Кого, — поправил меня полукровка, — Тролля. Он прятался в норе, выкопанной между корнями. Хорошо, что с нами был Мадс, иначе пришлось бы нелегко. Он его оглушил каким-то заклинанием. Иначе, пришлось бы туго.

Он как-то странно улыбнулся.

— Так кто он?

— Пока не понятно, Ис, говорит, что наш брат. Но если он карлинг, то человеческой крови в нем совсем не чувствуется. Троль как есть тролль. Только здоровый больно.

— А… — только и могла сказать я.

— Вот тебе и «А», — передразнил Эйк, — Пришлось его тащить. Тяжелый, как обломок скалы.

Карлинг явно хотел что-то еще сказать, что-то его тревожило.

— Ты его в чем-то подозреваешь? — шепотом спросила я.

— Вот тут, — он похлопал себя по груди напротив сердца, — Что-то мне подсказывает, он принесет нам беду.

Эйк ненадолго вышел, а когда вернулся с красивой мандолиной. Он устроился на лавке и принялся наигрывать тягучую мелодию, а потом запел неожиданно красивым, сильным голосом. Песня была на тролльем, но я с легкостью понимала каждое слово, хотя рифма существовала отдельно. А пел тролль примерно следующее:

Я пою луне потому, что

Она так же одинока, как и я.

Я пою луне потому, что

Она бежит со мной.

Ах, луна, ты видишь сквозь туманы,

Подруга всех троллей,

что бредут по тропам

бескрайних полей.

Струны пели и плакали. Музыка обволакивала, пробуждая сладкую тоску по дому и безвозвратно утраченному…

Потерян я во тьме,

Кто