– Ты бы отправил мальчика спать, пока не пришлось уносить его на руках. – Аарон счел для себя необходимым пойти с нами, когда Александр появился в его дворце с докладом о том, что все закончилось именно так, как и предполагалось.

– Не уверен, что это возможно. Пока не схлынет воодушевление от схватки, нам вряд ли удастся избавиться от его общества. А приказывать как-то язык не поворачивается: все-таки его роль в этой истории была едва ли не главной.

Он, соглашаясь с моими словами, кивнул, и еще раз взглянув в сторону Сашки, небрежно заметил:

– Мне сложно с тобой не согласиться, но я бы предложил наиболее простой способ решения этого вопроса.

Его улыбка была… демонической. А намек настолько прозрачным, что воспринять двояко его было совершенно невозможно.

– Ты думаешь, они тут без нас справятся?

Мой вопрос был из разряда тех, что не требуют ответа: и командир внутренней стражи, и лорд Саражель свое дело знали. Так что вся неразбериха и суета закончились еще до того, как прибыли мы с Аароном. И все, что нам оставалось: выслушать их доклады, поблагодарить за службу и в продолжение всего этого времени удерживать на лицах выражение, которое бы впоследствии послужило укреплению моей славы как совершенно хладнокровного правителя.

– Я думаю, что они вздохнут с облегчением, когда мы исчезнем. Если ты, конечно, не хочешь сам лично присутствовать на допросах?

Как бы логично ни звучало его предположение, для меня оно было невыносимым. Я довольно часто бывал непримеримым, принимал решения, которые не всем могли доставить удовольствие, считая своей основной задачей, как правителя, – выживание собственной расы. Какую бы цену мне за это ни пришлось заплатить. Но при всем при этом я знал, что такое любовь и преданность. И пусть это чувство не смогло расцвести между мною и дочерью Там’Арина, но я уважал ее. И не только как мать моих детей. Но, по-видимому, где-то в истории нашей жизни я допустил ошибку, которая и привела к тому, что мы оказались по разные стороны.

И пусть нежелание видеть их выглядело как моя слабость, я готов был себе ее позволить.

– Ты знаешь, Аарон, с женой и сыном у меня нет никакого желания встречаться прямо сейчас – опасаюсь, выдержка подведет. С лордами и Саражэль справится, а вот даймоны…

Тот правильно понял мою легкую задумчивость.

– Отдашь Александру?

Судя по тому, что я смог заметить, этот вариант не казался ему правильным. Давая уже мне пищу для размышлений.

– Считаешь, не заслужил?

Он перевел взгляд с меня на Александра, который стоял неподалеку от нас. Он не мог слышать наш разговор, но стоило мне лишь слегка повысить голос, ему хватило бы всего лишь нескольких шагов, чтобы оказаться рядом.

– Он все-таки слишком молод.

Вот только не править мне две тысячи лет, если за этими словами не стояло что-то совершенно иное. Причем настолько личное, что все, что я мог, – теряться в догадках.

– А разве ты не захочешь ему помочь? Тем более что мой советник будет не прочь поближе с тобой познакомиться. Не знаю уж чем, но ты произвел на него сильное впечатление.

Аарон лишь чуть приподнял бровь, словно уточняя, правильно ли он меня понял, но довольно быстро осознал, что мне сейчас совсем не до шуток, так что отвечал уже без этой наигранности.

К тому же он позволил себе слегка расслабиться. Словно такое решение его вполне устраивало.

– Мальчик ищет то, чего был лишен и, имея внутри крепкий стержень, тянется к подобному. Ты за ним приглядывай, не дай ему сломаться. Только…

– Не стоит загадывать столь далеко. – Я догадался, о чем он хотел сказать. Наверное, потому что уже не раз задумывался о том месте, которое Александр занял и в моем дворце, и, самое главное, в моем сердце. – Он сумеет найти применение своим способностям. Тем более что ему есть кому помочь.

И я был рад, что в тот момент, когда мы с демоном обменялись понимающими взглядами, сам виновник этого разговора смотрел совершенно в иную сторону – с его умением подмечать мелочи это могло открыть ему многое в его дальнейшей судьбе.

– Александр, – он обернулся стремительно, словно опровергая наше мнение об его усталости, – повелитель Арх’Онт хотел бы еще раз услышать о твоем разговоре с коммандером.

– Здесь и сейчас?

Все-таки общение с Гадриэлем отложило свой отпечаток на человеческого мага: он никогда не переходил грань между легкой насмешкой, которую я ему позволял, и ехидством, которое мог проявить лишь тот, кто стремился к скорейшей встрече со своими ушедшими предками. Но она при этом была столь тонкой, что даже я поражался этой поистине врожденной способности, которую черноволосый лорд лишь отшлифовал: чувствовать опасность и наслаждаться ею.

Несмотря на то что Александр ждал ответа и, возможно, не только от меня, но и Аарона, смотревшего на нас с легкой улыбкой, которая на фоне черных глаз выглядела довольно издевательски, я решил отказать ему в этой малости. Он, конечно, заслужил некоторую снисходительность к своим выходкам, но я уже достаточно видел на своем веку, чтобы понять: его первая реальная схватка далась ему значительно тяжелее, чем он сейчас показывает. И с этим нужно было срочно что-то делать. И если бокал вина должен был вернуть ему способность расслабиться и спокойно уснуть, то сбить хоть и еще едва заметную истерику необходимо было как можно скорее.

Надеюсь, что способ, который я применял к Олейору, подействует на моего советника так же хорошо, как и на сына.

Вряд ли он заметил движение стилета, скользнувшего в мою ладонь, щиты должны были не дать ему ощутить смещение стихий, но, когда трехгранное лезвие с тонким визгом рассекло воздух, устремившись к груди Александра, тот уже был готов к, казалось бы, неизбежной встрече. И под его взглядом клинок сначала повис, чуть подрагивая от нетерпения, а затем с оглушительным в наступившей тишине звоном упал на мрамор.

– Если я переступил границы дозволенного, правитель Элильяр, я прошу прощения.

Похожий на точный удар в сердце поклон. Искрящиеся в свете магических светильников кудри скользнули на лицо, скрывая отнюдь не смущение, как того можно было ожидать. А взгляд… глубокий взгляд похожих на бескрайнее небо глаз, в которых понимание смешивалось с насмешкой, радость победы с усталостью, бескрайняя тоска с надеждой. Взгляд, выжигающий в моей душе всю убежденность в правильности того, что я уже сделал и что только собирался сделать.

Он знал, куда и зачем я отправил его мать, он сумел догадаться о том, для чего я вынудил Олейора бросить мне в лицо обвинение, он взял на себя заботу о моей жизни, приняв эстафету у Гадриэля. И он ни разу не показал, как тяжело у него на душе.

В который уже раз он поражал меня своей силой и заставлял вновь вернуться к тому вопросу, который я себе уже неоднократно задавал: имел ли я право так поступить? И не было ли другой возможности добиться того же, не рискуя жизнями тех, кто был мне близок и дорог?