мне не нравится гораздо больше. Легко уклонившись от неумелого удара, я вполсилы ткнул Клейста в солнечное сплетение. Тот несколько раз хватанул ртом воздух и с моей помощью присел отдохнуть на верхней ступеньке.

— Николай Генрихович, вы меня слышите? А понимаете?

Клейст, еще не вполне пришедший в себя, смог кивнуть на оба вопроса.

— Вам не удастся меня избить, я дерусь лучше вас. Вы это понимаете?

Еще один кивок.

— Тогда вот что: очевидно, что противоречия между нами достигли критического уровня. Вам не кажется, что настала пора объясниться? Вам известно место, где мы могли бы побеседовать без лишних ушей? Ибо некоторые факты я предпочел бы оставить между нами.

Гонщик, несколько поникший от осознания неспособности уничтожить меня немедленно, поднялся и, злобно зыркнув, отправился куда-то в дальний конец коридора. Я последовал за ним.

Мы разместились на небольшом балкончике, выходящем в больничный двор и прикрыли за собой дверь. Встали на расстоянии друг от друга, но так, чтобы можно было говорить, не повышая голоса.

— Николай Генрихович, — начал я, — До определенного момента мне была понятна ваша неприязнь ко мне. Но теперь, когда я больше не работаю на Маннера и вы стали ведущим гонщиком его команды, повод ненавидеть меня должен исчезнуть. Я прав? Или существует что-то еще, о чем я даже не догадываюсь?

— Не паясничай, Стриженов, ты все прекрасно знаешь.

— Представьте на минуту, что я обо всем забыл. И объясните, в чем причина вашей чрезмерной, на мой взгляд, антипатии ко мне. И постарайтесь держать себя в руках, брудершафт мы с вами не пили.

Мой недруг, скрипнув зубами, несколько секунд собирался с мыслями — видимо, облекал ругательства в более-менее цензурную форму, и начал свою обличительную речь.

— Я не верю вам, господин Стриженов, — презрительно выплюнул он, — ни единому слову не верю. Но раз вам так хочется это услышать, то извольте.

Клейст вскинул голову, и я с трудом удержался от улыбки. Уж больно комично выглядела эта пафосная поза в сочетании с пластырем и клочковатой шевелюрой.

— Мне абсолютно безразличны ваши успехи в гонках. Но то, как вы поступили с дамой, вызывает у меня бурное негодование и крайне негативные эмоции в ваш адрес.

Признаться, на какое-то время я просто потерял дар речи. Изумленно таращился на Клейста и хлопал глазами.

— Николай Генрихович, вы серьезно? Вы все это устроили из-за женщины? Я могу понять… Нет, не могу. Скажите сперва, о какой женщине идет речь, ибо я нахожусь в полнейшем недоумении.

— Не притворяйтесь, Стриженов. Я говорю о нашей общей знакомой, Наталье Андреевне Неклюдовой. Вы прекрасно знаете, что я был к ней весьма неравнодушен. К несчастью, она выбрала вас.

Тут во взгляде моего визави отобразилась неслабая душевная боль. Я даже на секунду пожалел его. А он, тем временем, продолжал:

— О да, вы превосходно сыграли свою роль. Вашей игре поверили буквально все, и я в том числе. А у несчастной романтической девушки просто не было шансов. Вы ее обольстили, бесчестно использовали и бросили!

К концу фразы Клейст все-таки повысил голос, что привлекло внимание нескольких человек во дворе.

— Спокойней, Николай Генрихович, спокойней. А откуда вы узнали обо всем этом? Ну, о том, что я ее…

— Она, — ледяной взгляд поборника чести прекрасных дам пронзил меня до самых печенок, — обо всем рассказала мне сама. Бедняжка рыдала у меня на руках! А вы…

— А что я?

— А вы растоптали ее честь, прилюдно унизили и прогнали.

— Скажите, господин Клейст, — осторожно произнес я, — вы не пытались как-то проверить слова упомянутой барышни?

— К чему вы ведете, Стриженов?

— К тому, что глупо быть настолько доверчивым, хотя ваша влюбленность во многом вас извиняет. Сейчас я не стану ничего говорить в свою защиту, поскольку вы мне все равно не поверите. Но вы можете спросить у других. Нашу последнюю беседу с госпожой Неклюдовой, когда я, по вашему мнению, топтал и унижал, слышал весь пансион, начиная от самой мадам Грижецкой и до последней служанки. Вы могли бы заглянуть туда и поспрашивать о том, что было сказано между нами.

— Я непременно это сделаю, — ядовито заверил Клейст.

— А еще загляните в магазин готового платья купца Мирошникова. Там служит приказчиком некий Петр. Вы поглядите записи в учетной книге в день бала. А потом расспросите этого приказчика о том, какие договоренности были у него с госпожой Неклюдовой.

Гонщик нахмурился, мои слова лишили его былой уверенности в собственной правоте. На этом можно было бы остановиться, но я решил сделать контрольный выстрел:

— Между прочим, на балу у баронессы Сердобиной госпожа Неклюдова была с неким полковником. Как мне сказали, из улан. Она не показалась мне расстроенной или, скажем, униженной. Напротив, была вполне счастлива и веселилась изо всех сил.

После этой моей фразы Клейста впору было пожалеть. Глаза его, еще недавно метавшие в мой адрес молнии, погасли. Он выглядел натурально убитым.

— Это… правда? — произнес он, с трудом ворочая языком.

— Совершенная правда. Можете спросить у любого из тех, кто присутствовал на балу. К примеру, у господина Игнатьева. Ну, или у самой Натальи Андреевны, если она, конечно, соизволит ответить на сей щекотливый вопрос.

— О боже!

Клейст закрыл лицо руками и пошатнулся. Мне даже пришлось придержать его, чтобы он ненароком не выпал с балкона.

— Николай Генрихович, с вами все в порядке? Пообещайте, что не будете делать опрометчивых поступков.

— Да-да, я…

Он отмахнулся, не глядя на меня, и скрылся где-то в недрах больницы.

Да уж, не ожидал я от этого внешне бесстрастного человека такого драматизма. А какова история! Вполне достойна быть расписаной в романах для томных барышень. Вот же г… госпожа Неклюдова! Двоим мужикам мозги пудрила, а на бал отправилась с третьим. Кстати говоря, не факт, что в поклонниках числилось только два осла.

Клейсту, пожалуй, можно посочувствовать. Ему было плохо. Образно говоря, у него в один момент рухнула вся жизнь. Он разом лишился дамы сердца, мобиля, романтических иллюзий и, кажется, изрядной доли самоуважения. Надеюсь, в этот раз он все же проверит мои слова прежде, чем действовать. А мне, напротив, было хорошо, поскольку разрешился один из вопросов: благородный джентльмен пошел на убийство в состоянии аффекта, по личной инициативе из любви к женщине. Но кто же тогда стрелял в меня на гонке?

После разговора с Клейстом я быстренько нашел начальника хозяйственной службы, пухлого коротышку Льва Викторовича Филимонова. Он был искренне рад меня видеть. Тот факт, что вверенное имущество не приносит пользы, а, напротив, медленно гниет