Мне даже подумать было страшно о том, что все могло прерваться, что следующая глава в истории этой семьи может оказаться последней. Хотелось, чтобы мимолетные встречи с Виктором продолжались вечно, точно так же, как он и Дженнифер теперь находились вместе и переживали вечера 1890 года. Мне хотелось навеки остаться в этом доме и больше не возвращаться в Лос-Анджелес, чтобы не потерять обретенные драгоценные мгновения. Впервые в жизни я почувствовала, что существую.

— Бабушка, ноги все еще болят.

— Тогда пойдем, дорогая.

Мы пересели в мягкие кресла перед газовым обогревателем, и я думала, как уменьшить его пламя. По какой-то причине мое тело стало очень чувствительно к теплу, и я предпочитала более прохладные места в комнате. Видно, подсознание тянуло меня к холоду, хотя раньше он меня пугал. Я не задавалась вопросом, почему так происходит. В то утро, когда в гостиную вошла бабушка и застала меня лежащей на диване совсем раздетой, она воскликнула: «Газ снова отключен. Андреа, здесь страшный холод! Андреа, разве тебе не холодно?»

Истина заключалась в том, что мне тогда не было холодно. Даже в футболке и джинсах, когда в доме было чуть больше четырех градусов тепла, я не чувствовала холода. Затем, позднее, когда она включила газ на полную мощность, мне от жара стало душно. Теперь, сидя перед небольшим пламенем с обнаженными для лечебной процедуры ногами, я испытывала отвращение к теплу и пожалела о том, что в комнате нельзя понизить температуру.

Пока бабушка осторожно наносила крем, я посмотрела в окно и заметила, как потемнело небо. Сильный дождь барабанил в окно, такую грозу я раньше не видела — вдалеке гремели раскаты грома и изредка вспыхивали молнии. Дождь лил невероятными потоками, издавая звук, похожий на далекий водопад, а гром, когда он раздавался близко, напоминал выстрелы пушек.

Я обнаружила, что наслаждаюсь дождем и не могу оторвать от него глаз. Когда через некоторое время бабушка начала жаловаться на то, что сырость вызывает боли в воспаленных суставах и она собирается посидеть у себя в постели, я едва скрывала свое волнение. Скоро я снова увижу Виктора.

Часы на каминной полке перестали тикать, когда я сидела на диване и прислушивалась к шуму непрекращающегося дождя. Была полночь. Я чуть вздрогнула, почувствовав, что все вокруг меня начинает меняться. Ощущалось кратковременное похолодание, и казалось, будто одна сцена на кинопленке исчезает и сменяется другой. Вулвортские цветные покрывала бабушки приобрели непонятные расплывчатые очертания, и возникли два кресла, сверкая голубым бархатом, но они стояли на том же месте, что и прежде. Почти новые, с чуть потрепанной обивкой кресла, на которых сиживало столько поколений Таунсендов, предстали передо мной точно такими, какими они были в 1890 году. Одно из них уже было занято.

На нем снова сидела Гарриет и писала очередное тайное письмо. Я наблюдала, как ее рука быстро скользит по почтовой бумаге, которую она расположила у себя на коленях, как она все время посматривает на часы, как она иногда прекращает писать, смотрит на дверь, будто услышав что-то, затем перо снова продолжает торопливо скрипеть.

Я гадала, кто может быть тайным адресатом Гарриет, почему она пишет столь торопливо и почему явно боится, что ее могут застать врасплох. Если бы можно было прочитать слова, которые она писала, не вспугнув хрупкое мгновение… Но я побоялась даже шевельнуться, тишину нарушал лишь скрип пера. В камине тлели красные угольки, за окном слышался шум ливня. Все домочадцы, вероятно, уже спали. Мистер и миссис Таунсенды находились в дальней спальне, где теперь спала бабушка. Поэтому я предположила, что новобрачные поселились в ближней спальне, и представила, что платья Дженнифер сейчас занимают половину платяного шкафа. Это означало, что Гарриет, видно, ожидая отъезда новобрачных, временно поселилась либо в этой комнате, либо в гостиной. Я решила, что Джон и Дженни очень скоро подыщут себе дом.

Мне в голову пришла мысль, что это фантазия, ведь Джон и Дженни все еще живут здесь и, возможно уезжать не собираются. Не исключено, что именно об этом она писала в своем письме, она кому-то жаловалась. Хотя мне не удалось точно прочитать ее мысли, я чувствовала их общую направленность точно так же, как и мысли Виктора, его отца и позднее Дженнифер. Я пристально следила за Гарриет. И тут, пока ее перо резво бегало по бумаге и истекал полуночный час, я заметила, что она постепенно исчезает из поля моего зрения, как и кресла, вместо них появляются ужасные, знакомые предметы мебели моего времени.

Быстротечность этой сцены разочаровала меня. Но еще острее я переживала то, что не появился Виктор. Но ведь он здесь не жил и поэтому не мог быть частым гостем. Где же он тогда? Нашел себе где-то квартиру, комнату в частном доме или все еще проживал в гостинице «Лошадиная голова»? По краткому присутствию Гарриет никак нельзя было узнать, сколько времени прошло с тех пор, как Виктор вернулся домой. Я никак не могла понять, что произошло за это время, если только он еще находился в Уоррингтоне. И еще одна загадка: ради чего возникло столь мимолетное появление Гарриет?

Я не успела задуматься над этим, в следующее мгновение раздался сдавленный крик. Я вскочила на ноги. Крик прозвучал так неожиданно, что я не смогла определить, откуда он шел. Казалось, он мгновенно наполнил весь дом.

Затем раздался грохот, будто какой-то предмет мебели рухнул на пол. Я уставилась на потолок. Шумели наверху. Слышался топот ног, словно боролись два человека, затем что-то еще упало на пол, и снова раздался крик. Кричала женщина. Не раздумывая, я выбежала в коридор. Послышался шлепок, и снова что-то с грохотом свалилось на пол. Пронзительно закричала женщина, в ее голосе слышался ужас.

В кромешной тьме, не видя даже своей руки, я начала подниматься по крутой лестнице, часто падая. В конце концов пришлось взбираться на четвереньках. Поднявшись наверх, я не без труда встала на ноги, тяжело дыша, прижалась к стене и нащупала выключатель. Щелкнула им, но ничего не произошло, мрак не рассеялся. Я отчаянно щелкала выключателем, тупо ища взором лампочку на потолке. Но свет не загорался. Кругом стояла непроглядная чернильная темнота.

Пока я так стояла, слишком напуганная, чтобы решиться сделать шаг вперед, я услышала приглушенные звуки борьбы, сейчас они приближались и стали громче. В конце коридора шла отчаянная борьба между мужчиной и женщиной, по звуку казалось, будто все происходит за дверями спальни. Послышались удары, сердитое рычание, чередовавшееся шлепками, и пронзительные крики. Звучали какие-то слова, но я не смогла разобрать их. Казалось, будто я стою у входа в огромную пещеру и какая-то сила влечет меня туда. Мне надо было увидеть, что происходит по ту сторону двери. Чья-то чужая воля завладела моим телом, и я двигалась словно лунатик, медленно ступая по коридору, и слышала, как звуки становятся все громче и громче. Я остановилась в считанных дюймах от двери, протянула руку и коснулась жесткого холодного дерева. На той стороне голоса уже были отчетливо слышны.

— Пожалуйста, не надо… — скулила Гарриет. — Пожалуйста, я извиняюсь… не делайте этого.