Глеб наблюдал за этим с немалым интересом. Он, конечно, всегда знал, что Александра симпатичная, но все же никогда не воспринимал ее как девушку, за которой можно ухаживать. Но то, что Саша не отвечает на эти явные знаки внимания, почему-то доставляло удовольствие. «Знай наших», – думал он, косясь на экстравагантного рассказчика, уже заведшего очередную диггерскую байку.

– Ну все, нам, пожалуй, пора, – наконец, сказал Глеб, многозначительно поглядев на часы.

Колян, прерванный посреди цветастой речи, вздохнул и покачал головой.

– Как знаете, – произнес он.

Глеб достал деньги и расплатился за весь заказ. Колян воспринял это как само собой разумеющееся.

– Я на связи. – Диггер в красных носках бросил еще один взгляд в сторону Александры, снова вздохнул и удалился.

– Ну и что думаете? – осведомился Глеб, когда ребята вышли на улицу.

Стоял жаркий день. На небе – ни облачка, вокруг – ни дуновения. Пахло разогретым асфальтом, бензином и еще чем-то особенным, присущим лишь большим городам.

– А что, – Северин пожал плечами, – вроде парень дельный. До места доведет, а уж дальше от нас зависит.

– Конечно, дельный! Я же вам говорила: он лучший! – Динка гордо вздернула подбородок. – Я его сама нашла! Весь Интернет облазила!

– Молодец, – машинально похвалил Глеб, глядя на Александру, которая шла молча и смотрела только себе под ноги. – А ты что думаешь?

Саша вздрогнула и поежилась – и это в такую жару, как сейчас!..

– Не знаю, – пробормотала она, – не нравится мне все это. И опять же, эти дети ночи… Никак не пойму, что имелось в виду.

– Ну вот, а еще меня обвиняли, что я, мол, играми и фэнтези увлекаюсь! – захлопала ресницами Дина. – Глеб, а Глеб, а ты заметил, как этот Колян на нашу Александру поглядывал? – спросила она без всякого перерыва или хотя бы короткой логической паузы.

– Замолчи! – зло прошипела Саша, глядя исключительно на асфальт.

Глеб тоже посмотрел туда. Через трещины упорно лезла молодая трава. Вздувая душащее покрытие и едва ли не вопя о торжестве жизни над застывшей мертвой материей.

«Интересно, как там Ольга?» – вдруг, без всякой связи, подумалось Глебу.

Глеб сидел на узком подоконнике и смотрел на едва покачивающиеся на ветру ветви деревьев. Через распахнутую форточку до него доносились звуки ночного сада – тихое перешептывание листвы, шуршание в траве. Глеб знал, что в школьном саду водились ежи, и иногда оставлял им блюдечко молока…

В сердце затаилась грусть, похожая на свернувшегося клубком котенка. Завтра, уже завтра они спускаются под землю. Что их там ждет? Может быть, опасности? Может, разочарование?.. Глеб боялся разочарований, он знал, как это бывает больно.

Это случилось через несколько дней после тех выходных, проведенных у Хохлика, когда Глеб рассказал ему о своих фантазиях по поводу родителей. Он никогда не рассказывал этого, оставляя сакральное знание только для себя, но тут вдруг поверил и открылся. Все эти дни после разговора он жил в смутном ожидании. Мальчик и сам не мог сказать, чего именно он ждал. Может, того, что Хохлик просто подойдет к нему и положит на плечо руку в знак понимания и уважения, признавая равным. Но учитель, напротив, стал уделять ему меньше внимания. Конечно, для этого были и объективные причины – подготовка к городской проверке, по истории планировалось проведение тестов. И Хохлик все время то подтягивал самых ненадежных учеников, то занимался какими-то другими делами и казался еще более нервным и растрепанным, чем обычно.

В один из дней на плечо Глеба легла рука.

Но это был не Хохлик.

– Глеб, иди, пожалуйста, за мной, мне надо с тобой поговорить, – произнес звучный женский голос.

Должность психолога при детском доме Валентина Макаровна занимала уже лет двадцать, если не больше. Это была высокая грузная женщина, любящая шелковые блузки с бантами и массивные украшения. Вот и сейчас в ее ушах тускло поблескивали тяжелые каменные капли. Они покачивались в такт ее шагам, и Глеб, словно завороженный, никак не мог отвести от них взгляда.

Сейчас Глеб сказал бы, что Валентина Макаровна была неплохим психологом, однако предпочитала прямые дороги и ей недоставало гибкости.

Кабинет психологини, расположенный на первом этаже в конце коридора, никак не создавал атмосферу душевного комфорта. Идеально чистый, с минимумом мебели.

Кресло, стол, на котором часы – обычные и песочные, большой блокнот для записей и фото старательно улыбающихся детей – то ли воспитанников детдома, то ли собственных Валентины Макаровны. Фотография почему-то особенно раздражала Глеба. Кроме того, в комнате находились шкаф, в котором, как говорили в детдоме, были собраны досье на каждого из воспитанников, стул для посетителей, в углу комнаты – в здоровенной кадке произрастало нечто монстрозно-фикусоподобное, с темно-зелеными глянцевыми листьями, очень унылое и казенное, как казалось Глебу.

– Садись, пожалуйста. – Валентина Макаровна указала Глебу на единственный стул и заняла свое место в кресле.

Все еще недоумевая, почему он удостоился чести быть принятым психологиней, которую боялись, может, лишь чуть меньше, чем директора, Глеб сел, не прислоняясь спиной к спинке стула.

– Будешь? – на столе появилось круглобокое румяное яблоко, и Валентина Макаровна приглашающе улыбнулась.

– Нет, спасибо, – ответил Глеб, еще более сжимаясь. Теперь он уж точно не ожидал ничего хорошего.

– Ну пусть оно полежит возле тебя. Захочешь – возьмешь, – сказала психологиня и, придвинув свое кресло поближе к столу, уставилась на Глеба. – Ну а теперь давай поговорим о твоих фантазиях.

Глеб вышел из ее кабинета через час, ощущая себя раздавленным и неся в руке злополучное яблоко, которое на прощание впихнула ему Валентина Макаровна.

Оказавшись на улице, он изо всех сил запустил яблоко в стену, оно разбилось. На грязно-белой стене осталось отвратительное мокрое пятно, а части яблока упали на асфальт Глебу под ноги, и он со злостью наступил на них.

Валентина Макаровна торжествовала, отыскав причину аутичного поведения одного из лучших учеников средних классов. Фантазии, связанные с придуманными родителями, – что может быть банальней?! Стандартный для брошенного, никому не нужного ребенка выход. С этим нужно было бороться, чтобы вырастить из Глеба социально адекватную полноценную личность.

Сомнений, откуда психологиня почерпнула информацию к размышлению, у Глеба не оставалось. Он легко мог сложить два и два.

Чуть позже школу потрясли два произошедших одновременно события: лучший ученик класса написал тест по истории на единицу, не соизволив ответить ни на один вопрос билета, и на прошедшей через все непогоды, дожди и грозы сумке Хохлика появилась корявая надпись «козел» – зеленой краской, которой как раз красили школьную ограду. По последнему случаю была проведена беседа, в ходе которой зазнайка и хохликовский любимчик Глеб спокойно поднялся со своего места и под недоверчивыми, ошалевшими взглядами одноклассников признался, что это его работа.