Папа сразу оценил открывшиеся перед ним возможности. Он уже и так собирался посетить Францию, чтобы воспользоваться резким улучшением своего положения. Папа быстро и решительно откликнулся на просьбу императора, переданную послами в Пьяченце: «Его Святейшество Папа призвал многих исполнить эту службу, пообещать под присягой отправиться [в Иерусалим] по воле Божьей и предоставить императору самую верную помощь против безбожников на пределе их [рыцарей] возможностей»{418}. Вместо того чтобы рассылать письма, в которых говорилось о принципах организации похода без упоминания конкретных деталей и принципов организации, Урбан II решил лично продумать и реализовать масштабную экспедицию и уверенно двигался к этой цели. Как писал один хронист, «когда Урбан II услышал, что турки заняли внутренние районы Византии и жестоко угнетают христиан, то, движимый добродетельным благочестием и любовью к Богу, перешел через горы, спустился в Галлию и повелел созвать собор в Оверни в Клермоне»{419}.

Момент настал: папа должен был объявить о своем грандиозном плане. Теперь многое зависело от энергичности понтифика и его способности договориться с европейскими аристократами (и их подданными) о мобилизации войска, которое придет на помощь Византии.

Первый крестовый поход опирался на страсть, религиозный пыл и жажду приключений. Многие из его участников, конечно, вдохновились зажигательной проповедью Урбана II о долге христианина и обещании избавления от грехов: быстрота и энтузиазм, с которыми начался Крестовый поход, можно сравнить разве что с неожиданным и масштабным восстанием. Однако экспедиция была умело срежиссирована: риторика, с помощью которой удалось мобилизовать всю Западную Европу, подбиралась так, чтобы привлечь «правильных крестоносцев» как с военной, так и социальной точек зрения. Насколько это было возможно, были приняты меры, чтобы управлять потоком воинов и снабжать их всем необходимым на пути к Святой земле. Поэтому, для того чтобы понять причины столь быстрой мобилизации христианского воинства, необходимо оценить расчеты рисков, которые ей предшествовали. Урбан II умело и тщательно подобрал слова, с которыми он обращался к западноевропейской аудитории, но его призывы в значительной степени опирались на идеи и планы, выработанные Алексеем I в Константинополе. Урбан II пошел по трудному пути – мобилизации широких масс населения с целью создания эффективной и одновременно управляемой армии, которая могла бы решать задачи, определяемые военным руководством Византии. Мобилизация Западной Европы разворачивалась крайне запутанно, с политической и логистической точек зрения она требовала сотрудничества стольких сил, что в конце концов ею стало невозможно управлять.

Урбан II прибыл в южную Францию в июле 1095 года и следующие несколько месяцев закладывал основы похода. Перемещаясь по стране, папа встречался с влиятельными лицами, и четко и недвусмысленно формулировал свои цели: заставить турок отступить и, добившись этого, освободить христианское население на Востоке и сам город Иерусалим. Однако он почти ничего не говорил о плане похода, его целях или его организации, не говоря уже о том, что на практике означает понятие «освобождение» Востока{420}.

Тот факт, что призывы Урбана II до, во время и после Клермонского собора были так туманны, в некоторой степени объясняет силу реакции на них. Участие в вооруженном паломничестве в Иерусалим было представлено как вопрос веры, а совсем не как план военной кампании. Рыцари, стекавшиеся потоком, чтобы присоединиться к походу, были охвачены энтузиазмом – они хотели сделать богоугодное дело или, во многих случаях, искупить свои грехи. Но существовала также и важная политическая причина того, почему вопросы логистики были оставлены на потом: их надо было решать вместе с императором Византии. Алексей I обратился за военной помощью для борьбы с турками, и, конечно, он должен был отвечать за планирование похода и позаботиться о практических вопросах.

Урбан II, воодушевленный резким повышением своего статуса в Италии, озаботился поисками и привлечением на свою сторону влиятельных фигур, чье участие в походе побудило бы других присоединиться к нему. Лето 1095 года он провел в поездках, чтобы встретиться с каждой из этих персон. Папа посетил Адемара Монтейльского, влиятельного и имеющего хорошие связи епископа из города Ле-Пюи, который ухватился за возможность совершить поездку в Иерусалим. Во время тяжелой поездки по южной Франции Урбан II также встретился с герцогом Бургундским Эдом и могущественным архиепископом Лиона Гуго, кроме того, он побывал в Валенсе, Ле-Пюи, Сен-Жиле и Ниме, после чего двинулся на север{421}.

Затем Урбан II установил контакт c графом Тулузским Раймундом, который контролировал обширные территории, простиравшиеся по югу Франции и Провансу. Раймунд происходил из семьи, хорошо относящейся к папству, но также имел хорошие связи в Иерусалиме. Старший брат Раймунда Гийом совершил паломничество в Иерусалим и умер там в начале 1090-х годов. Он то ли не смог вернуться домой, то ли сам принял решение прожить остаток жизни в Священном городе{422}. Будучи не менее набожным, Раймунд попросил нескольких священников ежедневно служить мессу и молиться за Гийома, и дал обет, что свеча, зажженная возле статуи девы Марии в церкви Ле-Пюи, будет гореть, пока он жив{423}. Раймунд был одним из первых, к кому Григорий VII обратился за помощью после заседания церковного совета в Бриксене в 1080 году, когда из-за выборов антипапы возникла угроза раскола Церкви{424}.

Урбан II понимал, что участие Раймунда жизненно важно для задуманного им предприятия. Оно продемонстрировало бы, что кампанию поддержал влиятельный аристократ. Это, в свою очередь, можно было использовать для привлечения других богатых людей к участию в походе. Такая тактика имела много общего с методами Алексея I: тот надеялся, что пример Роберта, графа Фландрского, вдохновит других оказать помощь Византии. Поэтому согласие графа Тулузского на участие в походе стало важным подспорьем для Урбана II. Немаловажна была помощь Раймунда и для статуса папы: чем больше союзов, поддерживающих образ защитника всех верующих, ему удалось создать, тем крепче становилась его позиция как лидера католической церкви.

В середине октября 1095 года папа достиг могущественного аббатства Клюни, где он когда-то служил приором, остановился там на неделю и освятил главный алтарь строящейся огромной церкви{425}. К этому времени новости о предстоящем походе на Иерусалим уже распространились повсюду, и возбуждение народа усиливалось{426}. Находясь в аббатстве Клюни, папа объявил, что собирается обратиться к верующим с важным заявлением во время заседания церковного собора в Клермоне. Он призвал участников собора, в частности епископа Камбрэ и архиепископа Реймса, взять с собой «всех самых знатных людей, самых влиятельных князей» своих епархий{427}.