Собор в Клермоне состоялся в ноябре 1095 года и завершился речью Урбана II, в которой тот ярко описал ужасающую ситуацию, сложившуюся в Малой Азии. Хотя Урбан II нарисовал страшную картину, его речь была максимально точна и подробна (слушатели хорошо представляли себе ситуацию по другим вестям с Востока). Папа точно отметил, что империя ромеев распадается на куски, турки уже овладели такой обширной территорией, что для того, чтобы пересечь ее, понадобятся два месяца. Урбан II просил христиан действовать: «Пусть же прекратится меж вами ненависть, пусть смолкнет вражда, утихнут войны и уснут всяческие распри и раздоры. Начните путь к Святому Гробу, исторгните землю эту у нечестивого народа, землю, которая была дана Господом нашим детям Израилевым и которая, как гласит Писание, течет млеком и медом»{428}. Тем, кто выражал желание участвовать в походе, вменялось в обязанность выткать на своей одежде образ Иисуса Христа из шелка, золота или более простых материалов в знак того, что они отныне являются воинами Божьими, выполняющими Его волю{429}.

Как только папа закончил свою речь, епископ Ле-Пюи, «человек высочайшего благородства, улыбаясь, подошел [к Урбану II], преклонил колено и попросил его разрешения и благословления совершить эту поездку»{430}. Важность решения епископа Ле-Пюи папа подчеркнул в обращении к верующим Фландрии вскоре после того, как «назначил предводителем похода нашего дорогого сына Адемара, епископа Ле-Пюи»{431}. На следующий день после выступления Урбана II прибыли послы от графа Тулузского Раймунда с заявлением о его желании принять участие в экспедиции{432}. Эти проявления поддержки от таких влиятельных людей были тщательно подготовлены заранее, чтобы задуманное предприятие проходило гладко.

Речь Урбана II в Клермоне вызвала потрясение во всей Европе – новости о приближающемся вооруженном паломничестве в Иерусалим распространилась быстро. Интерес к Крестовому походу возбуждали энергичные священнослужители вроде Робера из Арбрисселя, которому было поручено читать проповеди в долине Луары, где не имелось недостатка в богатых аристократах{433}; Джаренто, настоятеля собора Сен-Бенинь в Дижоне, также отправили искать подходящих людей – сначала в Нормандию, затем в Англию{434}. В областях вроде Лимузена во Франции жизнь закипела – новости о Крестовом походе распространялись там, и на них реагировали с огромным энтузиазмом{435}.

Духовенство распространяло послание папы везде, где могло, имея строгие инструкции повторять только его слова и ничего не приукрашивать. Но основная нагрузка по мобилизации крестоносцев легла на самого Урбана II{436}. В течение нескольких месяцев после своего первого призыва взяться за оружие папа оставался во Франции, переезжая из общины в общину. Он беспрерывно путешествовал в 1095 и 1096 годах, убеждая, задабривая и предостерегая верующих. На Рождество он выступал с речами в Лиможе, весной 1096 года – в Анже и Ле-Мане, после чего отправился на юг и посетил Бордо, Тулузу и Монпелье, а в июле обратился с речью к еще одному церковному собору, в Ниме. Пока папа путешествовал из одного города в другой, перемещался из одного церковного учреждения в другое, у местных хронистов не осталось сомнений в целях его визита. Как написал один из них, Урбан II прибыл в Ле-Ман, чтобы «проповедовать о походе на Иерусалим и приехал в эти края ради этой проповеди»{437}. Пожертвование, пожалованное одной церкви в Марсиньи, пришлось на год, «когда папа Урбан II приехал в Аквитанию и двинул армию христиан, чтобы наказать за жестокость язычников на Востоке»{438}. Весь мир поднялся, чтобы идти походом на Иерусалим{439}.

В те места, куда Урбан II не смог приехать лично, были отправлены послания. Например, он не ездил во Фландрию – наверняка потому, что в 1090-х годах Фландрию успешно «обрабатывал» Алексей I. Тем не менее Урбан II отправил письмо нобилям, духовенству и народу Фландрии, в котором разъяснил суть своих усилий по организации помощи христианам, жертвам турок. Как им уже было хорошо известно, варвары на Востоке нанесли огромные разрушения. «Печалясь о масштабах катастрофы и будучи охваченными благочестивой печалью, – писал Урбан II, – мы посещаем регионы Галлии и посвящаем себя призывам к князьям этой страны, а также их подданным освободить церкви на Востоке. Мы официально разъяснили им на соборе в Оверни важность этого предприятия в свете подготовки к отпущению их грехов»{440}.

Идея о том, что крестоносцам будут отпущены грехи, была призвана вдохновить широкие массы населения. Если вспомнить о том, что в прошлом призывы к оружию папы Григория VII и самого Алексея I сводились к долгу всех христиан идти навстречу друг другу и солидарности, которую они должны демонстрировать в трудную минуту, то предложение папы было намного более действенным. Участники похода не только выполняли свой долг, но и «зарабатывали» спасение.

Урбан II снова и снова повторял свою мысль о духовной «награде». В письме своим сторонникам в Болонье папа отмечал, что был очень доволен, узнав о том, сколько людей хотят присоединиться к походу на Иерусалим. «Вам также следует знать, – продолжал он, – что если кто-нибудь из вас примет участие в походе не ради жажды земных благ, а ради спасения ваших душ и освобождения церкви, то будет освобожден от наказания за грехи, поскольку будет считаться, что он исповедал их целиком и полностью»{441}. От участия в походе на Иерусалим выигрывали бы и те, кто совершил какие-то конкретные грехи и нуждался в искуплении. Согласно одной хронике, Урбан II предложил «французским аристократам, которые не смогли принести достаточное покаяние за бесчисленные преступления, совершенные против их собственных подданных», дать клятву и принять участие в походе, что стало бы свидетельством их раскаяния{442}.