— По какому поводу истерим? — ни разу не сочувственно спросил темный.

— Ин… нечего было бросать меня в этом жутком доме. Я… я… — Бровь приподнялась, снисходительно ожидая продолжения. — Я помочь хотела.

— Потом. Умыться можно снаружи. Вода в лохани под навесом.

— Одной?

— Там Ведьма.

Когда я вернулась, Ине сунул мне огромный бутерброд и нагретое у камина одеяло, чтоб было чем унять дрожащие руки и клацающие челюсти, кивнул на пенек, которые тут были вместо табуреток, и вернулся к своему занятию.

Камин дышал жаром, на поперечном штыре, пуская пузыри, полные густого травяного запаха, висел походный котелок, на столе хороводили плошки, ступки, лежала разделочная доска и несколько разнокалиберных ножей. Переквалифицировавшийся в травника-ведьмака некромант гипнотизировал взглядом зелье, крючком замерев над очагом и держа в руке ложку с длинным черенком. Совершенно неподвижно. Мне даже стало неловко жевать. Но бутерброд пах, а я проголодалась.

К запаху травяного варева примешивался аромат лаванды от одеяла, и я, хоть уже согрелась, не хотела его скидывать — так уютнее было наблюдать. И слушать шуршание и потрескивание углей в очаге. Иногда, пробивая рубиновое марево, вверх вытягивался длинный тонкий язык, мягко касался округлого донца котелка, расплескивался, обволакивая и рождая на поверхности зелья новую армию тягучих пузырьков, и опадал.

Веки тяжелели, я сопротивлялась. Подобрала к себе коленки, подперев ими подбородок, и упрямо таращилась на камин и подсвеченную желто-оранжевым фигуру Ине. Тени за его спиной вели себя странно. Темнота мерцала, как тонкие паутинные нити на ветру. Шуршала.

Элле’наар…

Я, едва не свалившись со своего насеста, вздрогнула, просыпаясь. Камин почти погас, светляки под потолком тоже.

— Теперь ты, — зрачки некроманта, почти скрытого тенью, были как два уголька выпавшие из очага. — Помогай.

Я выбралась из одеяла, подставила палец под иглу, стряхнула рубиновую каплю в котелок, осторожно помешала переданной мне длинной ложкой, усиленно представляя, как тонкий ручеек дара прямо по черенку ложки сочится в зелье. Все, как мне велели.

За ложкой потянулась спираль, собралась в центре и пыхнула длинным завивающимся дымком. Ине протянул из тени руку, макнул палец в котелок. Лизнул. И поморщился. Наверное.

Я так и стояла с ложкой, так что некромант был у меня за спиной, чуть слева, и от чего-то казался еще массивнее, будто еще один разогретый камин.

— Чему тебя только твой папа-ведьма учил?.. — устало вздохнуло большое и теплое.

— Мобиль водить, драться, нож метать… — шепотом отозвалась я, не зная, куда деть ложку и опять-таки — потому что.

— Лучше бы он тебя зелья варить научил и силу вкладывать.

— А сам-то!

— Я умею. Сила не та.

— Может, нужно было больше крови? — я заглянула в котелок, будто это могло чем-то помочь.

— Не важно сколько, важно чья, а в тебе от ведьмы только волосы, странные глаза и дурной характер. Ладно, сколько тут до Светлого леса. Может, обойдется. Спать иди, обуза.

Бросив ложку на стол, я прошествовала к кровати. Без одеяла, там ведь осталось еще одно, тоже хранившее запах лаванды. Завернулась в него вместе со своей обидкой. Я в помощники не напрашивалась, а пенять человеку на куцый дар все равно что на кривой нос или хромую ногу. Злыдня темная. Какое-то время я прислушивалась, как Ине гремит плошками, булькает переливаемым из котелка отваром, но усталость взяла свое. На границе сна и яви пришло большое и теплое и накрыло сверху тем одеялом, что я оставила у камина. И сунуло под голову вывернутую наизнанку куртку.

Глава 17

Некромант — это как целитель, только лучше. Он может быстро прикопать перелеченное или заставить это восстать, шевелиться и издавать звуки, доказав, что все так и было. С этим знанием я встретила новый день. Вернее, мне на него, в ответ на возмущенные стенания, пальцем ткнули — бледная полоска рассвета на горизонте даже на утро не тянула, по моему скромному разумению. Свечение, исходящее от значительно приблизившегося Светлого леса, и то выглядело ярче. Что до воззваний к не-мертвым, одним из которых я себя чувствовала после нескольких часов сна в позе кренделя на твердокаменных досках, то оно ограничилось словом «Вставай». Потом меня лишили одеял, насильно поставили на ноги и послали. Завтракать. Мозг, видимо, еще спал, потому что как жевала — помню, а что именно — нет. Туловище норовило свернуться обратно в крендель и жадным взором провожало скатанные в два компактных рулончика одеяла.

— Нормальные люди в такое время еще спят, — ворчала я, втайне надеясь, что додремлю верхом на Ведьме, тоже недовольной ранним беспокойством.

— Так это нормальные, — отозвался изверг и навьючил на лошадь все, кроме меня и «золотка». Сам темный не завтракал, только прикладывался к фляге, где, надо думать, было вчерашнее зелье.

Я чувствовала себя ужасно. Лучше уж вовсе не спать, чем так — спина казалась скрюченным монолитом, шея ныла. Я отчаянно себя жалела, куталась в плащ и обнимала руками плечи. Холодный воздух вовсе не бодрил, только вызывал желание спрятаться в тепло, хоть даже под бок к злобному чудовищу, поднявшему меня до рассвета. Взбодрили пара глотков из фляги Ине, которые тот заставил меня сделать почти насильно. Наверняка в отместку, что я пыталась пристроиться поближе. Взбодрилась, а заодно немножечко обозлилась и капельку озверела. Дурное настроение темного тоже от зелья или это еще одна его сторона? Хотя я его такого уже вроде видела. В самом начале знакомства. Будто целая вечность прошла…

Деревня осталась позади, утро занималось, а я занималась тем, что бубнела и ворчала. Мы свернули с дороги, и местность стала напоминать приснопамятную плешь, где меня разные руки за ноги хватали. Сбоку тянулся овраг. Склон поросший кустами с белесыми, в цвет Ведьмы, на изнанке листьями, был не крут, но длинен, свалишься — устанешь катиться. Полежать бы… Некромант тут же перестроился, оттолкнув меня в пространство между собой и Ведьмой. Я принялась думать о возвышенном. Довел! При всей моей нелюбви к верховой езде я теперь о ней мечтаю.

Вот чумной тип, вчера силком меня на лошадь пихал, теперь не пускает.

— Зачем? — я нудела комаром, повторяя на все лады, пока Ине не процедил, что лошадь нужна свежей, если вдруг придется влезть на нее обоим, или бросить, а хватать меня за воротник быстрее с земли, чем из седла выволакивать.

— Зачем бы уважаемому мастеру Тен-Морну так себя утруждать? — ерничала я, но каланча был неубива… непробиваем.

— Мародеры, дезертиры, куклы с поехавшими схемами, обычные не-мертвые, ходили слухи, что здесь видели некрарха, лича, — последнее темный произнес так, будто ничего отвратнее в