Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О боже! – воскликнула Алана, и у нее подкосились ноги.
Старый Китаец успел подхватить ее, не дав упасть. Из глаз Аланы хлынули слезы. Казалось, они лились из глубины души. Старый Китаец поднял ее на руки и сел в кресло. Она устроилась на его коленях, как маленькая девочка, и припала щекой к груди старика. Тело Аланы сотрясали рыдания. Волосы рассыпались по плечам и упали на лицо. Старый Китаец осторожно убрал пряди. Его грустные глаза, не мигая, смотрели в серое небо за окном. В этот момент он выглядел очень старым и усталым.
Взяв наконец себя в руки, Алана снова подошла к постели, на которой неподвижно лежал Вулф.
– Его трудно узнать. Как же жестоки мы, люди, по отношению друг к другу! Как мы можем творить такое?
– Когда спадет опухоль, Вулф не будет выглядеть столь ужасно. Раны заживут, но, возможно, на лице останутся небольшие шрамы.
Алана дотронулась до волос Вулфа.
– Я могу ненадолго остаться с ним наедине? – спросила она, и наставник кивнул.
Когда он вышел из комнаты, Алана нашла на щеке Вулфа небольшой участок неповрежденной кожи и коснулась ее губами. Волна эмоций захлестнула Алану, и по лицу снова потекли слезы.
– Прошло уже пять дней, Вулф. Очнись!
Но он не шелохнулся. Она заметила небольшое зеркало, лежавшее на столике у кровати. Алана знала, зачем оно тут. Она поднесла зеркало ко рту Вулфа, чтобы убедиться, что он дышит.
– Не смей оставлять меня! – всхлипнув, произнесла Алана. – Слышишь? Не оставляй меня! – Ее голос смягчился. – Пожалуйста, Вулф. Я погибну без тебя.
Благодаря Старому Китайцу Алане удавалось навещать Вулфа каждый день. Она всегда заходила к Томпсонам вместе с наставником после небольшой прогулки. За домом могли следить, поэтому Алана старалась быть осторожной.
Доктор Чот тоже исправно наведывался к своему пациенту. Его визиты в дом Томпсонов не выглядели подозрительными, так как доктор был кузеном Марты. К тому же в пору рождественских праздников родственники часто ходили в гости друг к другу.
Алана и Старый Китаец обычно перебинтовывали Вулфа и заставляли его глотать воду.
– По крайней мере, я вижу, как заживают раны, – пробормотала Алана, заканчивая очередную перевязку под наблюдением доктора Чота и Старого Китайца. Она вытерла пот со лба тыльной стороной ладони и, взглянув на часы, стоявшие на каминной полке, устало вздохнула. – Я немного подремлю, господа. Прошу вас, покиньте помещение.
Когда наставник и доктор ушли, Алана придвинула кресло поближе к кровати, и, свернувшись на нем калачиком, укрылась пледом. Приникнув головой к спинке кресла, она рассматривала распухшее лицо Вулфа. Это было ее любимое времяпрепровождение в последние дни.
Золотистые ресницы Вулфа, как всегда, были неподвижными. Вспоминая встречи и разговоры с ним, Алана задремала, а когда очнулась, почувствовала, что шея сильно затекла. Она заерзала, принимая более удобную позу, и открыла глаза. Взгляд Аланы упал на Вулфа, и она вздрогнула. Левая рука Вулфа изменила свое положение!
Кровь гулко застучала в висках Аланы. Она с изумлением уставилась на руку Вулфа.
– Ты шевелился, пока я спала, – прошептала она.
Его ресницы дрогнули.
– Вулф!
Алана засмеялась и заплакала одновременно, а потом быстро легла на кровать рядом с ним. Она не смела прикоснуться к Вулфу, боясь причинить ему боль, но лежала достаточно близко, чтобы чувствовать исходившее от него тепло.
Бархатный переливчатый смех Аланы и ее всхлипы омыли сознание Вулфа, словно теплый весенний дождь. Ее образ вместе со знакомым запахом возник перед ним, вызвав другие видения. Вулф явственно увидел старый величественный особняк, расположенный среди высоких сосен.
Исходившее от Аланы тепло согревало его израненное тело.
Перед мысленным взором Вулфа проплывали знакомые картины – зеленые луга с пасущимися на них лошадьми, холмы, среди которых петляет река, серебристо-голубые пруды и два изящных белых лебедя, плывущих по водной глади.
Неужели он вернулся домой? Собравшись с силами, Вулф попытался дотронуться до Аланы, и его рука продвинулась на дюйм.
– О боже, Вулф! Ты очнулся! – услышал он ее голос. – Ты можешь открыть глаза? Скажи мне что-нибудь! Произнеси хоть слово!
Голос Аланы дрожал от слез. Но у Вулфа не было сил говорить. Ему удалось дотянуться до руки Аланы и слабо пожать ее. Она ахнула, и ее дыхание коснулось щеки Вулфа. Она была совсем близко, но Вулф не мог открыть глаза и увидеть ее.
Он попытался пошевелиться, но тут же почувствовал острую боль и замер. Эти усилия страшно утомили его. Ему вдруг захотелось спать, и он подчинился этому желанию…
– Прошло всего три дня с тех пор, как ты очнулся, а я уже не знаю, куда мне деться от твоего бесконечного ворчания, – щебетала маленькая Мэри, поправляя одеяло Вулфа.
Она подоткнула его так, словно Вулф был малым ребенком. Сигарная коробка, которую девочка повсюду таскала с собой, косо стояла на кровати, грозя перевернуться от любого неловкого движения. Вулф невольно улыбнулся и тут же поморщился от боли. Ссадины еще давали о себе знать.
Вулф подозревал, что девочка тайно пробралась к нему.
– Алана уже приехала? – спросил он.
Маленькая Мэри кивнула и, вскарабкавшись на кровать, села, свесив ножки. Сигарную коробку она положила себе на колени.
– Она пьет чай. «Эрл Грей». С бергамотом. Мама обожает его.
– А что в коробке?
– Сокровище.
– Клад?
– Нет, глупенький. Клад – это то, что спрятано, а коробка лежит у меня на коленях. Какой же это клад?
– А зачем тебе сокровище?
– Я коплю деньги на подарок. У Аланы скоро день рождения. Я куплю ей щенка. Но это секрет, никому не говори.
– Я никому ничего не скажу, – пообещал Вулф, – если ты подробнее расскажешь мне о своих планах. Почему ты решила подарить Алане именно щенка?
– Мы с мисс Малоун играли в игру «если бы у меня был…». И тогда она призналась, что хотела бы завести перистую гордую собаку.
– Кого? – не понял Вулф.
Маленькая Мэри недовольно вздохнула.
– Ну, это такая порода собак.
Пока Вулф рылся в памяти, девочка потрясла коробку, и в ней загремела мелочь.
– А! – наконец догадался Вулф. – Это такой белый пушистый зверь с медвежьей головой, да?
– Точно!
– Тогда эта порода называется не перистая гордая, а пиренейская горная собака. Смотри на меня и повторяй!
И он медленно произнес название породы.
– Вот я и говорю «перистая гордая», – упрямо сказала девочка.