Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но только мы подходим к передней ширме большой полосатой палатки, Зилли быстро меня обнимает и скачет прочь. Я медлю перед входом довольно комично выглядящей палатки, которая находится вдалеке от остальных, коричневых и зеленых. Должно быть, эта была частью древнего цирка, в котором животные выступали перед людьми. Лаклан открывает дверь и зовет меня внутрь. Делаю глубокий вздох и вхожу.
Внутри все пространство палатки от пола до потолка заполнено компьютерами. Вся стена представляет собой смесь мерцающих голограмм, показывающих видео со всех уголков земли. Вот около пирамид стоит мужчина. А здесь женщина плывет по Большому барьерному рифу. Я вижу огромное количество людей и мест. Девушка, следящая за всем этим, поворачивается и быстро подходит ко мне.
― Добро пожаловать, Кива. Как дела? Мы были заняты, пока ждали тебя. Я Холли, рада познакомиться с тобой. ― Ее приветствие звучит нараспев, а сопрано так высоко, что я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.
― И не забудь про меня, я Иви. Я близняшка Холли, рада встречи. Приступим сразу к соли? ― пропевает другая девушка. У нее очень высокий голос. Я смотрю на их странный дуэт и замечаю, что они одинаковые. У них карие глаза, седая короткостриженная прическа боб и орлиные носы. Обе женщины одинаково одеты: большие, похожие на повязки окуляры и длинные коричневые пальто, на которых белой краской напечатано «Лабораторные крысы».
― Что это значит? ― Показываю на их спины. Я тяну время. Пытаюсь завязать разговор, потому что застыла от страха перед тем, что должно сейчас произойти.
― Немного научного юмора, ― посмеивается Лаклан. ― Это сестры Илекс. Они организуют твое маленькое «пробуждающее» приключение.
― Приключение. Класс, ― отвечаю без особого энтузиазма и осматриваюсь вокруг.
Кроме компьютеров единственная мебель в палатке ― операционный стол ― холодная, твердая, блестящая, металлическая плита в центре комнаты. И Лаклан ведет меня прямо к нему. Одна из сестер, Холли или Иви, я уже запуталась, кто из них кто, подготавливает довольно длинный шприц, заполненный янтарной жидкостью, в то время, когда ее близняшка постукивает по неудобному столу, предлагая мне запрыгнуть на него.
― Это очень большая игла, ― я начинаю паниковать. Не люблю иглы.
― Все хорошо. Давай не будем тянуть, ― мягко пропевает она, помогая мне забраться, а затем пристегивает мои руки и ноги тугими кожаными ремнями. ― Это всего лишь успокоительное, чтобы уснуть. Синяков не останется, даже чуть-чуть.
Это настоящая женщина? Если бы ситуация не была такой ужасной, то была бы просто комичной. Я со всех сил стараюсь не смотреть на иглу, смотря в потолок палатки, который представляет собой лабиринт из медных труб, удерживающий брезент сверху. Мне нужно успокоиться, поэтому представляю, что плыву мимо труб. Но мои мысли прерывает мелодичный женский голос:
― Без сомнения, это тебя освободит. ― Она кладет мне под шею подушку и откидывает голову назад. ― Верь мне, все будет хорошо, ты просто захочешь поспать.
― Мне бы только знать, что это такое, ― отвечаю с горечью, пока вторая сестра закатывает мой рукав и туго затягивает жгут около локтя, затем находит вену и вводит в нее иглу.
― Всего лишь маленький укол, ты не почувствуешь, ― поет она. Ее голос становится все ниже.
Я даже не успеваю испугаться. Все происходит слишком быстро.
А сестры Илекс продолжают петь. Все быстрее и страннее. Их голоса становятся заметно ниже. Почти демоническими.
― Засыпай, ― поет Холли. ― Не вставай.
― Ты уснешь, ― подпевает Иви. ― Не пропадешь.
Пытаюсь подняться, но ремни держат крепко, что не могу даже пошевелиться. Я передумала. Я хочу уйти. А сестры поют все быстрее и быстрее.
― Вернись назад.
― Увидь весь ад.
― Ты все поймешь.
― Себя обретешь.
― И станет раскрыто все то, что было сокрыто.
― Я хоч… хо… ― Я смотрю на Лаклана, пытаясь связать буквы в слова, но мой язык такой тяжелый, что ничего не выходит. Эти поэтессы сумасшедшие. Почему я согласилась на это все?
― Расслабься, Кива. ― Лаклан выглядит обеспокоенными, даже очки не скрывают этого. Он уже был там, куда иду я. Он знает весь ужас, который меня ждет. ― Это поможет тебе вспомнить. Чтобы идти вперед, нужно отойти назад.
Не думаю, что непонятная сыворотка и ужасная колыбельная помогут мне что-нибудь вспомнить, но этот безумный день заставил меня поверить, что все возможно.
― Я… я… ― Перестаю сопротивляться, закрываю глаза и засыпаю, видя множество снов.
Я верчусь круг за кругом, подвешенная к сводчатому потолку вниз головой, и наблюдаю, как мир крутится вокруг меня. Закрываю глаза, потому что кружится голова, и зову на помощь, но никто меня не слышит. Неподалеку стоят взрослые, высокие люди в идеально выглаженной черной форме, но они смеются и не обращают внимания на мой плач. Пытаюсь пошевелить руками, чтобы остановится, но они прижаты к телу и обмотаны шелковыми нитями, как будто я в коконе. В ужасе открываю глаза, и мой взгляд останавливается на нем. Его зовут Дориан. Он сказал мне это во время обеда. Он отдал мне свое печенье. Дориан умный, он уже умеет читать на планшете своего старшего брата. Он высокий, прямо как я, но очень, очень худой. Когда я смотрю в его голубые глаза, то чувствую себя сильнее. Лишь один его вид заставляет меня взять себя в руки. Он будет рядом со мной. Он меня защитит. И хотя я не могу остановиться, знаю, что я в безопасности.
Но Дориан начинает плакать. Боль становится для него невыносима. Я вижу, как руки душат его, большие руки. Смотрю на того, кто мучает его. Это Клаудия Дюрант. Она улыбается, когда поглощает его страх. Вижу, как она вдыхает его жизненную силу, которая покидает его. Я чувствую, как начинают душить меня, это ужасная пытка, но я знаю, что если сфокусируюсь на Дориане, то все будет хорошо. Но маленькое тело Дориана безжизненно. Что-то пошло не так. Руки, сжимающие меня, отпускают и спешат к Дориану. Они бьют его в грудь, пытаясь оживить, но он уже мертв. Стараюсь не плакать, оставаться спокойной, чтобы меня не
