— Ну и рожа! Чья это?

— Кто-то из приятелей Мартина.

— Что тебя беспокоит?

— Не могу понять, что-то здесь не так, — вздохнула Фрида. — А что у тебя?

— Сейчас посмотрим. Даг запретил беседовать с консьержем, велел только забрать записи. Вот этот день… Да, машина Мартина с утра у дома, вот его приятели. — Кевину очень хотелось сказать «уроды», но сдержался.

На видео все садились в машину и отправлялись куда-то, судя по заявлению Мартина в Копенгаген, покутить. Алиби Мартина подтверждалось — он действительно был с друзьями в Копенгагене, машину зафиксировали камеры на мосту, а потом была сделала фотография возле копенгагенского бара. Видео подтверждало то, что предоставил и сам Мартин на фото.

Нашлось и то лицо, которое Кевин обозвал рожей.

— Есть еще записи, когда они приехали?

— Да, вот.

Это было уже через день — все в обратном порядке: машина вернулась, все выбрались, прощались, шутили и расходились. Мартин отправился в дом, а водитель повез приятелей, видно, по домам.

— Что и требовалось доказать, — произнесла Фрида с заметным удовлетворением и откинулась на спинку стула, сладко потягиваясь.

— Что ты там увидела?

— Смотри, на снимке, который нам дал Мартин, у этого человека усов нет, а через день в Стокгольме уже есть. Сбрить усы можно вмиг, а вот отрастить…

— Думаешь, наклеены?

— Нет, думаю, фотография из Копенгагена старая. Надо разыскать этого типа и выяснить, что у него с усами.

— Сейчас выясним…

Когда через полчаса Даг заглянул в кабинет к Эку, Фрида и Кевин голова к голове разглядывали какие-то снимки.

— Что нашли?

— Мартина не было дома в ночь убийства Карла Сандберга, а фотография, которую он предоставил в качестве доказательства своего загула в Копенгагене в день исчезновения Петры, в действительности сделана много раньше.

— Как вы это выяснили?

— По усам! — бодро заявил Кевин.

— По чему?

— У его приятеля на снимке усов нет, а сейчас они есть.

— А на фотографии разве даты не было?

— Нет, снимок сделан телефоном, там не всегда выставляют даты.

Фрида рассмеялась:

— Он потому ее и дал, что не нашел никакого другого снимка без даты! А этот старый.

— Значит, это Мартин привез Петру Торстейну…

Кевин замотал головой:

— Зачем ему Петра? Не понимаю.

— Петра заявила права на свою долю наследства. Большую долю. Мы считали, что заинтересованы только Ларс и Линн, но забыли про Мартина. Ему совсем не нужна еще одна совладелица замка.

— Но почему не убили, а столько времени насиловали? — Фрида даже поежилась, вспомнив шрамы Петры.

— Мы же не знаем, какие отношения у Торстейна и Петры, может, они были любовниками? Петра мазохистка, ее и Адлер мучил тоже. Может, она сознательно отправилась к Торстейну по зову страсти, так сказать? А потом все не так пошло.

И снова Фрида ежилась. Хорошо, что Вангеру в голову не приходит, что она тоже занималась этим. Откуда Фриде знать, что Вангеру об их отношениях с Густавом все известно, нет, конечно, Густав не делился подробностями использования вибраторов или способом вынудить Фриду сделать минет, но о характере самих отношений, как и о том, что они прерваны, Даг знал.

Фриде не до Дага, у того есть своя Агнесс. Фрида решила для себя: все, больше никакого садомазо, только ванильный секс! Только вот с кем?

Она постаралась отогнать мешающие работе мысли о сексе, но те упорно лезли в голову. А еще возвращалась мысль о том, что задержка критических дней уже перевалила за четвертую неделю. Что это?

Нет-нет, лучше не думать! Все хорошо, у нее все прекрасно безо всяких Густавов. Жила же раньше, и дальше проживет.

Картина, кажется, сложилась.

Кевин все же поинтересовался:

— Чего это Мартин у Торстейна на побегушках-то? Он же достаточно богат, зачем ему этот урод?

Фрида внимательно смотрела на экран, куда были выведены две фотографии Мартина и Торстейна, пытаясь понять, что их могло связывать, ну, кроме невольного пребывания на одном острове.

— Чем-то обязан Мартин Торстейну.

— Угу, или Торстейн полезен Мартину, — хмыкнул Вангер, — но Мартина надо брать наверняка, только имея все доказательства. У него адвокат ушлый, я уже однажды арестовывал Мартина, имея в руках неопровержимые доказательства. Но этот Ян Нильсен сумел убедить суд, что отпечатки на месте преступления оказались случайно, его клиента с кем-то спутали, машиной и барахлом воспользовались и так далее. Только с поличным и лучше прямо на месте преступления! Иначе выскользнет, как угорь.

Фрида вздохнула, складывая исписанную бумагу в стопку:

— Но место преступления — это Скарпё или дом Юханссонов. Даже если мы устроим очную ставку им с Карлом Сайрусом, Мартин скажет, что всего лишь испугался и украл катер. Привязать его к убийству хозяина катера будет трудно.

— Придется подождать, а лучше всего поймать Торстейна, чтобы они друг друга сдали, спасая свои шкуры.

— Хуже нет, когда знаешь, кто преступник, но не можешь убедить в этом суд! — Глаза Эка горели праведным огнем, словно ему ежедневно приходилось спорить с правосудием.

— Суд, Кевин, не надо убеждать, мы должны предоставить не убеждение, а неопровержимые улики, такие, чтобы никакой Ян Нильсен не смог заболтать. Потому пока работаем дальше. Ты хоть предупредил консьержа, чтобы не болтал лишнего?

— Да, — кивнул Кевин, мысленно ругая себя за то, что этого не сделал. Решил сходить еще раз и предупредить.

Фрида и Вангер решили расспросить о Мартине и Торстейне Ларса, но того не было в Стокгольме — увез Линн с Мари, Осе и Свена в Швейцарию и задержался там. Обсуждать такие вопросы по телефону не хотелось, хотя Даг понимал, что, если приспичит, и по телефону поговорит, и самого Ларса вызовет. Слишком многое поставлено на кон.

Загадка взаимоотношений между Мартином и Торстейном не разгадывалась, а Фриду серьезно отвлекли личные дела. В ее жизнь вернулся Густав.

Густав не смог сразу последовать совету Ларса помириться с Фридой, потому что тоже улетал по делам в Мадрид. Там, конечно, не скучал, но Фриду и ее тело вспоминал то и дело. Вернувшись, побродил по пустому дому, перебрал оставленные ею вещи, подумал и вдруг отправился к ней домой.

Большой букет роз, куда больший, чем тот, который остался валяться у его крыльца.

Густав не лгал не только ей, и себе тоже, он хотел Фриду, безумно хотел. Правда, хотел не только ее… вернее, не был бы против, если бы она допустила в их жизнь еще кого-то третьего.