– Тогда, пока я буду разворачивать навощенные холстины, вы оденете его.

– Оставьте несколько для сердца.

– Да, их здесь в избытке. Ее Величество настояла.

Я отошла, развернула рулон пропитанных воском кусков ткани и приблизилась к сосуду, на который мне указали, к сосуду, где хранилось сердце Артура. Он стоял, не привлекая особого внимания, в углу на каменном полу. Дай Бог здоровья Нику, потому что, несмотря на собравшихся в этой небольшой замкнутой комнате, – она напомнила мне мою мастерскую в Вестминстере, в которой я вырезала статуи, – должно быть, он не забыл, как меня пугают тесные помещения. Он встал на колено рядом со мной, чтобы помочь поднять тяжелую крышку сосуда. Я переместила настенный светильник в другое крепление, находившееся прямо над сосудом. Внутри, коричневатое и багровое, неподвижное и мягкое, лежало сердце, которое когда-то билось в теле принца, билось для него, для его жены и семьи, для его будущего королевства, которым он никогда уже не будет править.

Я ожидала увидеть кровь, но крови не было ни капли. Как мне хотелось, чтобы это сердце могло прошептать мне свои тайны относительно того, что с ним случилось. Вместе, Ник и я, вынули его – я думала, мне станет дурно – и положили на пропитанную воском ткань. Взяв кинжал Ника, я вырезала круг в ткани вокруг сердца, завернула края, и мы вернули его в сосуд, затем запечатали и завернули алебастровый сосуд целиком.

Я чуть не подпрыгнула, когда Энфорд, низко склонившись надо мной, произнес:

– Ручаюсь, его положат в отдельный маленький гроб, но лучше держать его подальше от воды. Здесь идет такой дождь, как будто снова начался всемирный потоп. Тело готово.

Я сполоснула руки, вытерла их о кусок полотна и подошла посмотреть на бывшего принца Уэльского, одетого так красиво, как если бы он собирался подняться на встречу с королевским советом или на свадебное пиршество.

– Я обещала королеве, что прочитаю над ним молитву, – сказала я мужчинам. – Если вы отойдете на минутку…

Нахмурившись, бормоча что-то себе под нос, доктора удалились, а Ник помешкал в дверях. Я надела кольцо, которое прислала Ее Величество, на мизинец Артура и прошептала от имени королевы: «Ваша мать любит вас и всегда будет любить, Артур. И она когда-нибудь снова обнимет вас на небесах».

И про себя произнесла слова молитвы. Достаточно. Время летит. Я была уверена, что врачи проделали большую работу, как связанную с бальзамированием тела, так и с выяснением причин смерти принца.

– Давайте заканчивать, – сказала я, и Ник позвал врачей.

Мы повернули тело, подоткнули ткань и завернули ее, как я обычно поступала с любой другой земной оболочкой. Затем доктора позвали стражников, и шестеро мужчин подняли тело и понесли его на плечах к помосту, на котором стоял гроб, отделанный черным бархатом. Когда Артур уже был уложен в гроб, крышка закрыта и заперта, а сверху накрыта еще одним черным бархатным покровом, появилось несколько священников, чтобы прочитать молитвы и пропеть псалмы.

Над гробом воздвигли балдахин из черной ткани с вышитым белым крестом. Хоругви Троицы, креста Господнего, Святой Девы и Святого Георгия были расставлены по углам гроба. Помост охраняли шесть воинов, стоявших спинами к гробу, в блестящих кирасах и с алебардами. Я быстро проверила, как стоят вотивные свечи на алтаре и около него, а дворецкий установил в мощных настенных креплениях горящие светильники.

Мы с Ником рядом встали на колени у гроба, в то время как служащие замка, получив разрешение, стали входить, а затем медленно, молча покидать часовню. Многие из них открыто плакали, некоторые шептали молитвы и крестились. Я велела себе запомнить все подробности этой сцены и пересказать королеве.

Когда мы с Ником вышли из маленькой часовни, я, несмотря на траурное настроение, шепнула ему:

– Ты был или, по крайней мере, знаешь ли ты о прогулке королевской четы за пределы замка? Пещера и болота, где сыро…

– Он посылал меня к валлийским вождям, которые скоро будут здесь. Я отсутствовал два или три дня, поэтому пропустил это. Когда я вернулся, их обоих уже уложили в постели, и я не знал, куда они выходили.

Я выругала себя за недоверие. Конечно, он бы уже рассказал мне о прогулке, если бы сопровождал Артура и Екатерину за пределы замка. Ах, как я понимала ощущение отсутствия свободы – из‑за погоды, из‑за этих стен, потому что после ужаса, пережитого в темной крипте собора Святого Павла, когда меня преследовали и когда я нашла тело синьора Фиренце, я чувствовала себя узницей в собственном доме. И, что неизбежно в королевской семье, всегда видеть критические взгляды слуг, свиты и стражников, да еще страдать от весеннего томления, конечно, молодая чета поддалась легкомысленному, прихотливому желанию. Но их ли нужно винить во внезапной болезни или кого-то еще?

Когда мы вернулись в большой холл, темноволосый человек с небольшой бородкой поманил нас к себе.

– Это один из ближайших советников принцессы Екатерины, – шепнул мне Ник, провожая меня к нему.

Прежде чем Ник успел представить нас друг другу, этот человек заговорил так торопливо, что я едва разбирала его английский с сильным испанским акцентом.

– Я Алессандро Джеральдини, капеллан инфанты Каталины, так у вас называется, верно? Меня послали сказать, что Ее Светлость читает письмо королевы и что она может сейчас вас принять.

Итак, подумала я, когда Ник кивнул и мы последовали за этим быстро двигавшимся человеком, следующий шаг в нашем расследовании определился без нашего участия.

Принцесса Екатерина не встала приветствовать нас, и я сразу же поняла почему – она выглядела слабой и болезненной. Однако она не лежала в постели, а сидела в кресле, одетая в черное парчовое платье. Если не считать капеллана Алессандро Джеральдини, худого, с землистым лицом, – Ник успел шепнуть мне, что это ее духовник, – она была одна.

Мы, опустив головы, застыли в поклоне и в реверансе, пока она не произнесла по-английски: «Встаньте». Священник указал нам на заранее принесенные сюда табуреты, а сам остался стоять за ее резным, с высокой спинкой креслом.

По-моему, она понимала все, что мы говорили, но отец Джеральдини добросовестно переводил то, что последовало за ее единственным сказанным по-английски словом. Королева советовала нам тщательно выбирать переводчика, но это произошло помимо нашей воли, и, разумеется, мы могли доверять священнику.

– Ее Светлость, – сказал нам Джеральдини, – благодарит вас за то, что вы привезли ей письмо с соболезнованиями от короля и, особенно, от королевы. Она всегда думает о королеве как о своей английской матери и про себя называет ее так, как зовет ее народ – Елизаветой Доброй. И за те обязанности, которые вы выполняете по отношению к принцу, большая вам благодарность, господин Саттон и миссис Весткотт.

Со слезами на глазах я кивнула. Получив разрешение говорить, Ник сказал о нашей срочной поездке и добавил, как я забочусь о подготовке тела принца к погребению, что, возможно, могло ее утешить. Все время, пока духовник переводил, Ее Светлость смотрела то на меня, то на Ника. В конце она, подняв руку, сказала Джеральдини несколько слов, которые он, хмурясь, перевел.