Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующая – доктор Хуанг. Этот разговор получился неловким. По голосу клиентки сразу понятно, что звонок Майка ее возмутил и оскорбил, и она осуждает уборщицу за то, что та подпустила мужа к своему телефону. Дженис не винит доктора Хуанг, которая не отказывается от услуг Дженис только потому, что стала ее клиенткой совсем недавно, а до этого несколько месяцев ждала в очереди. История доктора Хуанг Дженис пока неизвестна, но, должно быть, она как-то связана с прекрасными орхидеями, которые доктор выращивает в своей теплице. Что ж, время покажет.
И вот очередь доходит до Джорди. К этому моменту замерзшую Дженис начинает бить дрожь. Включив печку, она вытаскивает с заднего сиденья теплое пальто. Но согреться оно ей не помогает. Джорди подходит к телефону после первого же гудка, но, судя по интонации, думает он о чем-то своем: то ли занят, то ли просто плохо ее слышит. Дженис отчаянно старается увидеть в ситуации забавную сторону: вот она сидит в старой машине возле амбара и разговаривает со всемирно известным тенором, выкрикивая в трубку извинения. Но Дженис сама слышит, как дрожит ее голос. Джорди, видимо, тоже это замечает, и задумчивости как не бывало.
– Не волнуйтесь, милая, при моем роде занятий к любителям целовать зад привыкаешь.
Дженис только еще больше расстраивается. Выходит, она права и Майк действительно лебезил перед Джорди, сам не понимая, насколько его звонок неприятен и неуместен.
Повисает молчание. Дженис не решается вздохнуть: вдруг Джорди услышит всхлип?
– Дорогая, вы меня слышите?
Дженис кивает, хотя и понимает, что Джорди ее не видит. Она боится, что ее выдаст дрожь в голосе.
Пауза затягивается, и вот в трубке снова раздается раскатистый, добродушный голос Джорди:
– Дженис, мне очень нужна ваша помощь. Вы сейчас свободны, дорогая?
– Я в машине, – умудряется выговорить Дженис, не разразившись при этом слезами.
Однако говорить приходится шепотом. Она даже не уверена, услышал ее Джорди или нет.
– Не откажетесь меня выручить? За мной сейчас приедет такси. Я улетаю в Канаду. В субботу начинается гастрольный тур… – Джорди кричит кому-то: – Я здесь! Сейчас подойду, обожди секундочку!.. Не мешало бы, чтобы кто-нибудь присмотрел за домом. Вы не поживете пока у меня? Всего три недели. Если вам, конечно, не трудно. Вы же знаете, Энни свои комнатные растения любила как родных. Она меня ни за что не простит, если позволю им засохнуть.
Дженис очень сомневается, что Джорди руководствовался исключительно заботой о растениях покойной жены. Он ведь прекрасно знает, что во время его гастролей Дженис безо всяких просьб заходит к нему проверить, все ли в порядке.
Теперь Дженис уже не в силах сдержать слезы. Кажется, они с Джорди оба понимают: он бросил ей спасательный круг. Хотя чему тут удивляться? Этот человек мальчишкой отправился пешком в Лондон, а помог ему попутчик-бродяга.
Перестав рыдать и вновь обретя способность внятно изъясняться, Дженис выговаривает:
– Удачной поездки. У меня сестра живет в Канаде.
– Где?
– В Торонто.
– Отлично! Пусть приходит на наш концерт. Дайте ее электронную почту. Скажу, чтобы ей отправили два билета. Да не забудьте сказать ей, чтобы после выступления зашла ко мне поздороваться.
– Обязательно передам, – отвечает Дженис. – Джорди, спасибо вам огромное!
– Да бросьте, это я вас благодарить должен. Ну, ключ у вас есть. Берите все, что нужно.
Джорди дает отбой, а Дженис еще некоторое время сидит в машине, дрожа и от холода, и от усталости, и от облегчения.
Когда Дженис подъезжает к дому Джорди, на крыльце горит свет. А у зеркала в прихожей ее ждет записка:
Вам постелено в первой гостевой комнате. Бутылка в холодильнике – специально для вас. Увидимся через три недели. Целую. Джорди.
Дженис перетаскивает в дом сумки и коробку с книгами и оставляет все вещи в прихожей. Заперев за собой дверь, она вслушивается в тишину. Мягко тикают высокие напольные часы, легонько поскрипывают трубы. Джорди оставил отопление включенным. Но больше всего Дженис радует царящее здесь молчание. Она садится на стул в прихожей и наслаждается. До чего же хорошо, когда тихо! Она вспоминает человека, который не строил самолеты, и в этот момент понимает, что не променяла бы эту восхитительную тишину даже на самую прекрасную птичью песню на свете.
Через некоторое время Дженис заходит на просторную кухню. Стены выкрашены блеклой золотистой краской, гарнитур сделан из старой сосны, а на посудном шкафу расставлены красные и синие тарелки: их коллекционировала Энни. А еще повсюду стоят разноцветные горшки с цветами. Как-то Энни рассказывала Дженис, что многие из этих растений они привезли из Мексики. Дженис смотрит на фотографию Энни на средней полке. Это высокая, очень симпатичная женщина с длинными темными волосами. Джорди познакомился с ней во время гастролей в Америке. Энни работала в пиар-команде, занимавшейся рекламой его концертов. Однажды Энни призналась Дженис, что ее детство прошло в сиротском приюте. Энни даже толком не знала, откуда она родом. «Но вы только взгляните на мои волосы, Дженис! Сразу видно – чистокровная чероки». Возможно, они с Джорди завели такую большую семью именно потому, что Энни – сирота. У них шестеро детей, которые сейчас разбрелись по всему земному шару. Дженис смотрит на фотографию горячо любимой жены и матери, которую рак убил за день до ее шестидесятилетнего юбилея.
– Спасибо, Энни, – тихо произносит Дженис.
И вдруг она понимает, что булькает вовсе не в отопительных трубах, а в ее животе. Она умирает с голоду. Дженис заглядывает в холодильник, но обнаруживает только пару банок соленых огурцов, сливочное масло, варенье, полпакета молока и бутылку шампанского. К последней приклеен стикер с ее именем. Дженис закрывает дверцу. Пожалуй, сегодня она ограничится чаем. Настроение у нее совсем не праздничное. Открыв морозилку, Дженис обнаруживает запас готовых блюд из магазина «Маркс