Желание танцевать окончательно пропало, от переполнявшего княжну минуту назад буйного восторга не осталось и следа. Прислонившись лопатками к холодной, влажной от испарений сотен человеческих тел стене, она, обмахиваясь веером, со странным выражением лица наблюдала, как пан Кшиштоф Огинский лихо отплясывал мазурку с младшей из дочерей князя Зеленского Ольгой.

* * *

Этим вечером временный управляющий имением княжны Вязмитиновой Эжен Мерсье решил отдохнуть в полном одиночестве. Княжна отправилась на бал к этому надутому индюку, предводителю так называемого дворянства, так что просторный, со вкусом обставленный дом остался в полном распоряжении Мерсье на весь вечер и добрую половину ночи. Впрочем, француз не имел намерения закатывать здесь оргии с цыганами, медведями и дамочками легкого поведения. Он хотел только тишины, одиночества и покоя, чтобы не нужно было постоянно контролировать выражение своего лица и обдумывать каждое слово перед тем, как произнести его вслух, из опасения сболтнуть лишнее. Он ничего не имел против княжны Вязмитиновой: по-своему она ему даже нравилась. Она была мила, довольно неглупа, отменно воспитана, умела удивить не женской решительностью и храбростью, обладала недурным характером, не говоря уже о прелестной мордашке и сногсшибательном телосложении. Вот только это ее глупое мягкосердечие и наивность, порой граничащие с настоящим кретинизмом! Ежедневно сталкиваясь с проявлениями этих качеств молодой хозяйки, немудрено было сойти с ума. Чтобы этого не произошло, Мерсье старался помогать княжне - где словом, а где и делом, как это было в случае со старостой. Да, он помогал ей совершенно бескорыстно - а почему бы и нет, если уж он все равно застрял в этой дыре?! Это можно было расценивать как своеобразную плату за постой, и только.

Прихватив с собой бутылку бордо и редкостной красоты бокал, учитель танцев придвинул глубокое кресло к жарко полыхавшему камину, с удобством расположился в нем, перекинув ноги через подлокотник, и не спеша откупорил вино. Камин относился к одному из немногих, не вызывавших у Мерсье никаких сомнений, достоинств этой срубленной из огромных дубовых плах берлоги. Другим достоинством был отменный винный погреб, третьим - горничная Дуняша, которая умела обворожительно краснеть и прикрывать лицо ладонью, когда ее невзначай щипали за тугой упругий зад.

Мерсье наполнил бокал и, глядя сквозь него на огонь, попытался хотя бы теперь решить, к какой категории - достоинствам или недостаткам - ему следует отнести хозяйку этого дома. Она была приятна на вид, неизменно ровна и дружелюбна в обращении.

Она нисколько не мешала Мерсье заниматься тем, чем он занимался, но дальше этого дело не шло, и пойти, судя по всему, не могло. Всесторонне обдумав этот вопрос, Мерсье решил, что княжна - явление нейтральное, вроде обеденного стола, за которым, с одной стороны, можно хорошо поесть, а с другой - больно удариться об этот же стол мордой. Первое бывает приятно, второе - не очень, но, что характерно, стол оказывается не при чем в обоих случаях...

Мерсье медленно, смакуя каждый глоток, осушил бокал и снова наполнил его до краев. Вино было превосходным, а опьянеть он не боялся - это случалось с ним крайне редко, почти никогда. Чтобы напиться по-настоящему, ему требовалась доза, которая убила бы на месте африканского слона. Это была какая-то патология, которая, впрочем, во множестве случаев оказывалась весьма полезной.

В камине мирно потрескивали березовые дрова, распространяя по всей комнате уютное тепло и едва ощутимый запах дыма. В трубе гудел осенний ветер, где-то хлопал плохо закрепленный ставень. Мерсье наслаждался редкими в его бурной жизни минутами полного покоя, которые были тем более приятны, что он точно знал: никто не ворвется сюда, чтобы снова послать его в огонь, под пули, на штыки и сабли... Он знал, что возвращение в безумный мир вероломства и смерти неизбежно, и даже в мыслях не протестовал против того, что считал своим истинным призванием, но эти мгновения абсолютного мира и покоя были для него ценнее всех богатств на свете.

Мерсье поставил бутылку на пол возле кресла, поднес почти к самому лицу свою руку с длинными крепкими пальцами и внимательно осмотрел ее с обеих сторон. На тыльной стороне ладони белела тонкая полоска шрама. Другие шрамы, которых на его теле насчитывалось не меньше полутора десятков, были надежно спрятаны под одеждой. Мерсье криво усмехнулся. Учитель танцев... Надо же было выдумать такое! Но разве мог он тогда предположить, что его знакомство с этой напуганной девчонкой так затянется! Хорошо еще, что этот дурак Зеленской отказался нанять его в учителя к своим похожим на ослиц в кринолинах дочерям! Если бы не весьма затруднительное и даже щекотливое состояние денежных дел князя, самозванный учитель танцев мог бы оказаться в довольно интересном положении... Впрочем, подумал он, княжнам Зеленским что ни преподавай - хоть танцы, хоть прусскую шагистику, - результат будет тот же, то есть нулевой. Никто потом и не разберется, чему их, собственно, учили. Да они и сами, честно говоря, вряд ли способны отличить мазурку от хождения строем. Экие, право, нелепые существа...

Он поднял голову и насторожился, прислушиваясь к доносившимся снаружи звукам. Что-то такое там было - что-то, чего быть не должно... Так и есть, экипаж. Может быть, все-таки мимо? Может быть, крестьянская телега? Какой-нибудь запоздалый мужик возвращается домой... Да полно, какой мужик! Деревня-то совсем в другой стороне! Да, это сюда. Вон и фонари замелькали бегут открывать ворота... Что это еще за новости?

Мерсье бесшумно поставил бокал на пол рядом с бутылкой, вскочил и на цыпочках подбежал к окну. Чуть-чуть отодвинув тяжелую штору, он выглянул наружу и увидел въезжавшую в распахнутые настежь ворота карету. Карета и лошади были знакомые - это вернулась с бала княжна. Мерсье бросил быстрый взгляд на часы, мирно тикавшие на каминной полке. Начало одиннадцатого. Странно, подумал он. Какой-то слишком короткий бал... Или что-то случилось? Обидел ее там кто-нибудь, например... Черт, ведь это же придется, наверное, вызывать кого-то на дуэль, чтобы не выйти из образа благородного рыцаря, находящегося в несколько стесненных обстоятельствах... Вот не было печали!

- Кё дьябль! - вслух проворчал Мерсье и, потуже завязав пояс халата, пошел встречать княжну.

Едва увидев ее в дверях, он понял, что его догадка была верной: с княжной что-то стряслось. Щеки ее были белее платья, прическа рассыпалась, а широко распахнутые глаза, казалось, занимали большую половину осунувшегося, вдруг постаревшего лица.

- Эжен, - сказала княжна, скользнув по лицу Мерсье пустым, обращенным вовнутрь взглядом. - Простите, я не могу сейчас с вами говорить... Вслед за мной приедет человек. Будьте добры, займите его на несколько минут разговором. Мне нужно переодеться... и вообще...

С этими словами она быстро удалилась в сторону своей спальни. Мерсье озадаченно посмотрел ей вслед. Переодевание, конечно же, было только предлогом, основная же причина странного поведения княжны скрывалась за этим таинственным "и вообще". Это "вообще" могло таить в себе все, что угодно, вплоть до отряда драгун, посланного из города, чтобы арестовать его, как французского лазутчика. Княжна могла что-то заподозрить, да и без княжны было кому об этом позаботиться...