«Так вот, — учил меня дядя Вася, — ни одна женщина не признается подруге, тем более бывшей, что у нее все плохо. Или не все, но есть проблемы. Если видно, что подруга преуспевает, то дама сцепит зубы и распишет свою жизнь самыми яркими красками. И муж-то у нее богатый, и любовник красивый, и ребенок замечательный. Наврет с три короба, мы в милиции это называли — телегу накатить. Иная так разойдется — любо-дорого. Только ни слова правды там нету. А которая не наврет, та просто промолчит, при себе свои проблемы оставит. Потому что у дамочки первое дело — чтобы на нее подружка не смела с пренебрежением поглядывать, она от таких взглядов заболеть может.

А вот если подружка так себе выглядит, видно, что жизнь у нее не сахарная, на руках никто не носит и на машине дорогой не возит, то можно и своими бедами поделиться. Вот тогда, ты, тезка, и узнаешь все, что тебе хочется. Главное, в процессе разговора беседу в нужное русло повернуть…»

Я поглядела на Татьяну и улыбнулась. Собственно, она мне в техникуме нравилась — славная такая была девчонка, свойская, без лишних закидонов. Мы бы с ней, может, подружились покрепче, если бы она за своим мужем, как декабристка, в Сибирь не помчалась. Что делать, служба есть служба…

— Так вот, — начала Татьяна, затянувшись сигаретой, — мы как поженились, так и вправду уехали в Сибирь, по месту прохождения службы… И главное, Петенька-то мой ничего ведь не скрывал, еще до свадьбы известно было, что его в Сибирь эту чертову пошлют. Ну, а я тогда совсем голову от любви потеряла — как же, с мужем поеду, как нитка за иголкой… Вот скажи, отчего девчонкам так замуж хочется, а? Ведь в двадцать лет выскочила, все боялась в девках остаться, дура… И хоть бы мама меня удержала, так нет!

— Да она небось говорила, так ты не слушала… — вставила я.

— Ой! — Татьяна махнула рукой. — Ничего она не говорила, она брата моего, Витьку, больше всех любила. Вот если бы Витенька куда-то уехать задумал, тогда бы она костьми легла, чтобы его не пустить. А я… Да ладно, не о том речь, слушай дальше. Значит, приехали мы, городок маленький, где-то возле Нерчинска. Раньше там Нерчинский тракт проходил, по которому на каторгу гнали… вот то самое место…

— Ужас какой! — Я поежилась.

— Домики плохонькие, вечно то газ отключают, то тепло, то воду, то все сразу. Вокруг тайга, телевизор только две программы принимает, да и то через два дня на третий. Всех развлечений — видик в клубе. Солдатики служат, господа офицеры развлекаются, как могут. Кто пьет, кто по бабам шастает, кто в карты последнюю зарплату проигрывает. Ну, карты начальство запретило, потому что жены сильно жаловались, грозились до генерала дойти. А остальное — пожалуйста, женам по барабану, они и сами в этом деле не промах — погулять, в общем. А я, как полная дура, сразу же забеременела, так худо первые месяцы было, никуда не ходила, на еду смотреть не могу, в машине проехать — полный ужас, к мужу близко подойти — и то тошнит!

— Досталось тебе… — посочувствовала я.

— Не то слово! — Татьяна махнула рукой. — В общем, родила я Гошку и окончательно дома засела. Сама понимаешь, мама далеко, познакомиться ни с кем толком не успела — помочь некому. А Петенька мой за это время полностью успел в тамошнюю жизнь войти, и порядки эти очень ему понравились. Сильно пьяным, конечно, домой не приходил, по-другому расслаблялся, это я уж потом поняла. А сначала даже радовалась, что ко мне не пристает, не до того было… Говорю же, полная дура! — добавила Татьяна, заметив мой взгляд.

Я тотчас подумала, что и сама такая дура — муженек изменял мне почти год, а я ни о чем не догадывалась!

Чтобы снять стресс, я аккуратно взяла ложечкой кусок торта и положила в рот. Вкусно… Но что-то мы топчемся на месте, конечно, Татьяне я очень сочувствую, но как бы половчее свернуть разговор о прошлом и расспросить ее о настоящем — что у них за фирма да как мне отыскать водителя серебристого «Мерседеса».

Таня тоже попробовала торт, улыбнулась грустно и продолжила:

— Прошло время, Гошка подрос, отдала я его в ясли, сама стала о работе подумывать, а куда в военном городке устроиться? Бухгалтером если по специальности, так вакансий нету, нянечкой в садик — и то очередь стоит! От нечего делать ударилась я в общественную работу — стенгазету рисовала и детишкам праздники разные организовывала. Ну, проходит еще время, как-то на Новый год у нас случилась вечеринка. Народу много, клуб всех не вместил, решили в школе праздник организовать, все равно каникулы, помещение пустует. Детей всех попристроили, столы накрыли, я за культурную программу ответственная. Ну, бегаю, конечно, весь вечер как заведенная, мужа и не вижу. А потом вдруг бретелька от лифчика у меня лопнула, я и забежала в первый попавшийся темный класс, чтобы булавкой ее подколоть. И — как обухом по голове меня ударило. Смотрю — баба на столе полуголая, а с ней — муженек мой во всей красе!

— Круто! — не удержалась я. — Я хоть про своего от чужих людей узнала, сама при этом не присутствовала…

— Такая на меня злость накатила — не передать! — Татьяна повысила голос. — Свет включила, начала орать. Нет бы подумать сначала, как все обернется — куда там! И главное — кто с Петенькой-то моим оказался! Сестричка из детской поликлиники, мы с ней часто общались, можно сказать, почти дружили! И зовут тоже Таней! Ну, за волосы я ее оттаскала прилично, Петенька нас разнять пытался, ему тоже попало под горячую руку! Короче — шум, крик, мордобой, народу в Новый год дополнительное развлечение!

— Да уж, — вставила я.

— Наутро вызывает меня командир части к себе в кабинет. Я, говорит, запросто могу устроить, чтобы ее, потаскушку эту, выдворили из части в двадцать четыре часа, переведут ее куда-нибудь. Да только, если уж делу дать ход, то и фамилия твоего мужа везде фигурировать станет. И так за ним дело это и потянется на весь срок службы. А тебе такое надо ли? Так хоть через пять лет надежда есть, что переведут из этой дыры в более приличное место, а в случае официальной огласки — оставь надежду на перевод!

Прихожу я домой — а Петенька мой на коленях стоит, кается, головой о стенку бьется, прощения просит. Больше, кричит, — никогда! Ну, я и простила, стали мы дальше жить. Продержался он месяцев пять или с полгода, а после стала я замечать кое-что. Ученая уже, на разные тонкости внимание обращаю. Тут пришел он как-то поздно, выпивши слегка, и духами чужими несет. Я и не утерпела: снова, говорю, за старое принялся? А хоть бы и так, он отвечает, ты что сделаешь? Если снова шум поднимешь — тебе же хуже будет, на всю жизнь тут останемся. Нагло так держится, глаза не прячет.

— Гад какой! — не выдержала я.

— Ну, смолчала я тогда, после бабы мне донесли обо всех мужниных художествах. Да тут еще эту Таньку встретила, сестричку детскую, она мне и говорит без обиняков: «Вот ты на меня бочку тогда покатила, а того не понимаешь, что не я была бы, так другая. Дело-то тут не во мне, а в твоем муже». И то верно, думаю, крыть мне нечем. В общем, думала я, думала, до самого лета. И надумала от Петеньки уходить совсем. Что, в самом деле, за какие грехи мне такое наказанье? Ничем я перед ним не провинилась, чтобы терпеть такое хамское отношение. Взяла Гошку, уехала вроде бы в отпуск к маме на месяц.