муж уезжал из города. Она всегда говорила, что если он узнает, перережет глотки нам обоим.

Элиза качает головой. То, что он сказал, повисло в воздухе и никак не поддаётся пониманию.

– Мужчины без зазрения совести шляются по борделям Баннина. Или же берут силой то, что заслуживают, как они считают. Но нет более тяжкого преступления, чем связаться с женой самого могущественного человека в городе. – Он говорит это, передразнивая начальственный тон офицера, но внезапно голос его срывается.

– О, Томас, нет!

– Что, хочешь отречься от меня? Давай, не удивлюсь. Пуританство, моногамия, христианство. Это то, о чем говорят в Круге. Разве нет?

– Томас, я… я не понимаю. Это ведь точно не жена Паркера? – Она представила себе грузную полную женщину на кулоне сержанта.

– Стэнсон, – просто отвечает он. – Септимус Стэнсон. Вот уже много месяцев нам приходится от него скрываться.

Все встает на свои места, кусочки головоломки бесшумно собираются в голове в единое целое.

– Эта женщина – Айрис Стэнсон? Боже правый! – Сердце Элизы ухает в пятки. Септимус Стэнсон – не тот, с кем можно шутить. Она вспомнила, что говорила Мин о торговцах жемчугом: Пойди против них, и они набросятся, словно змеи. Она задается вопросом, как давно ее брат встречается с женой этого человека. Конечно, она его постарше, но несомненно, красива. Она всегда казалась неподходящей парой для своего мелочного жестокого мужа. Затем Элиза вспоминает, как Айрис Стэнсон наблюдала за ней во время званого ужина. Неужели она тогда решала, как многое известно Элизе?

– Но какое отношение это может иметь к исчезновению отца? Где он?

Томас вздыхает, делает большой глоток рома и стискивает зубы.

– Мы всегда были осторожны и не знали, что нас кто-то видел, пока отец не получил письмо. Конечно, оно было от анонимного отправителя – водяные знаки оторваны, а почерк, должно быть, искажен, мы не узнали, чья это была рука. – Он вытирает ладонью рот. – Там говорилось, что они видели, как в упаковочном сарае Томас Брайтвелл напал на Айрис Стэнсон. Они обозначили точную дату и время, когда произошло преступление. Угрожали, что сообщат ее мужу, констеблям да и всему заливу в случае, если отец не бросит флотилию и немедленно не покинет Баннин.

Элиза никак не может справиться с чувством, что она падает.

– Я тоже вынужден был уехать. Если бы остался, люди ожидали бы, что я возьму под своё командование флотилию. Они хотели, чтобы уехали мы оба. С выходом отца из игры путь к разграблению дна будет свободен. На кону огромные деньги.

– Но… ты на нее не нападал? – спрашивает Элиза. – Ведь так?

– Элиза, за кого ты меня принимаешь? Ради всего святого! – шипит он. Она торопливо кивает, стараясь не думать о том, что совсем недавно он хватал ее за горло.

– Мы… встречались некоторое время. Я влюблён в неё. Это так жалко, да?

– Тогда она могла бы объяснить все своему мужу. В глазах закона ты не сделал ничего плохого. Они не могут посадить тебя в тюрьму за прелюбодеяние…

Томас шумно выдыхает.

– Элиза, твоя наивность сводит с ума. Воистину. – Он резко поворачивается к ней. Как ты думаешь, что предпочёл бы Стэнсон – предстать трусливым рогоносцем или мужем, жаждущим крови мужчины, который осквернил его жену? – Что-то горячее медленно ползёт вверх по ее шее. – У него определенная репутация, которую нужно поддерживать, и к нему прислушивается каждый офицер и судья на много миль в округе. Как скажет Септимус Стэнсон, так и будет.

«Это правда, – думает Элиза, – так и есть».

Он изгнал того мужчину из Ассоциации лишь за косой взгляд на его жену.

– Меня бы посадили в тюрьму, а отца исключили из Ассоциации. Семье пришёл бы конец. Всему. Всему, что мы здесь создали, после всего, что было.

– Но она обязательно поддержала бы тебя! – вырывается у Элизы. – Она подтвердила бы, что никакого нападения не было.

– Это ты так думаешь, – говорит он и прихлебывает из бутылки. – Но, похоже, это не тот случай. Она прекратила отношения, как только я рассказал ей о письме. Сказала, что если что-то станет известно, она встанет на сторону мужа. Видимо, у неё тоже есть репутация, которую нужно поддерживать.

Элиза с удивлением чувствует, как у неё в животе закручивается спираль злости.

– Как ты мог сделать такое? Поставить под удар столько людей, включая себя самого? Как можно было быть настолько безрассудным?

Томас пристально смотрит на неё. Во взгляде вызов.

– Что ж, Элиза, тебе не понять. Ведь ты никогда не страдала из-за страсти.

Его слова попадают в цель, и Элиза, отпрянув, замолкает. Перед ними неторопливо ползёт по маленьким дюнам рак-отшельник.

– Так значит, отец просто уехал? – нарушает она тишину.

– Он был в отчаянии, – помедлив, негромко произносит Томас. – Не хотел покидать тебя. Но он понимал, что если не сделает этого, по крайней мере на какое-то время, они выполнят свою угрозу. Я говорил ему, что это неважно, что я готов понести наказание, даже если невиновен. Мы спорили с ним на люггере каждую ночь. Но ты же его знаешь, Элиза. Он считал своим долгом защитить свою семью и исчезнуть.

Перед ее мысленным взором встает жестокое лицо Паркера. Тяжелые брови. Она воскрешает в памяти газетную вырезку, которую нашла в кабинете отца. Паркер использует любую возможность, чтобы одержать верх над Чарльзом Брайтвеллом. Посадить его сына за решетку – лучше не придумаешь.

После долгой паузы она задаёт вопрос, который медленно приобретает форму:

– Почему тогда ты мне солгал? – Томас прикрывает глаза. Над головой буревестники сражаются с ветром. – Ты мог бы мне все рассказать. Я бы тебе помогла. Вам обоим, но ты предпочёл солгать.

– Ты знаешь, почему, Элиза, – резко бросает он. – Это не то, о чем станешь распевать на каждом углу. Чем меньше людей знают, включая тебя, тем меньше риска, что поползут слухи. Прости, но вот так. – Его слова обжигают. – А отец – он хотел защитить тебя от всего этого. – Он сменяет тон, голос звучит настойчивее. – Знание сделало бы тебя уязвимой. Ты могла бы совершить что-нибудь необдуманное. Отправилась бы пожаловаться на шантаж констеблям. Как всегда, попыталась бы спасти положение.

– Как ты мог позволить мне думать, что он мёртв? А что насчёт Баларри? Его повесят, если Паркер его найдёт.

Томас тяжело вздыхает. Когда начинает отвечать, из его слов исчезает тяжесть.

– У нас был план. Он собирался вернуться в Баннин, когда все кончится.

Нахмурившись, она качает головой.

– Если бы мы могли представить все так, как будто отец был ранен или упал пьяным за борт, виновных