Менолли не знала, что ответить. Она с горечью вспоминала, как ей доставалось как раз за то, к чему ее теперь поощряют.

— Ну что ты сжалась, как улитка? — резко спросил Сибел. — Что случилось? Да ты побелела, как полотно… Скорлупа и осколки! — Последние слова прозвучали как ругательство и, приняв их на свой счет, Менолли испуганно уставилась на юношу. — До чего некстати…

Проследив за его взглядом, она увидела бронзового дракона, который, кружась, спускался над главным двором.

— Это Н'тон. Мне нужно договориться с ним о нашей учебной прогулке.

Я на минутку. — Сибел выскочил из комнаты, его быстрые шаги прогремели по лестнице и смолкли.

Девочка глядела на партитуру пьесы, которую они недавно играли вместе, и слова подмастерья эхом отдавались у нее в ушах: «У него есть чистота формы, у тебя — оригинальность. Твою мелодию сейчас повсюду напевают». Неужели людям могут нравиться ее безделицы? Трудно поверить! Хотя, вроде, у Сибела нет причин ее обманывать. Как, впрочем, и у Главного арфиста — а ведь он сказал, что ему очень нужна ее музыка. И не только ему — всему Цеху. Просто невероятно! Она ударила по струнам — комнату наполнил мощный ликующий аккорд, но девочка мгновенно спохватилась и повторила его в более сдержанном варианте — решив, что столь безудержный всплеск недопустим с точки зрения чистоты формы.

И все же ее песни — такие пустяки в сравнении с блестящими прихотливыми произведениями, выходящими из-под пера Домиса! Может быть, если она станет усердно трудиться под его руководством, ей все-таки удастся хотя бы приблизить свои поделки к тому, что не стыдно будет называть музыкой…

Усилием воли Менолли заставила себя снова сосредоточиться на дуэте для двух гитар. Она стала повторять сложные места — сначала медленно, потом в нужном темпе. Один из аккордов вдруг напомнил ей отчаянный крик, который она услышала ночью. Девочка повторила фразу.

— Не оставляй меня одну… — Она подобрала следующий аккорд. — То крик в глухой ночи /В нем, раздирая тишину,/ Тоска и страх звучит — ведь Сибел так и сказал: Брекки не захочет жить, если Ф'нор умрет. — Я без тебя погибну вмиг /Молю тебя, живи/ И мир услышал этот крик / Зов раненой любви.

Наконец, Менолли удалось выстроить печальные, жалобные аккорды так, что даже самой понравилось. Красотка, Нырок и Крепыш тихонько подпевали. Тогда она занялась стихами.

— Ну как, ничего получилось? — спросила она у притихшей стаи. — Может, стоит набросать на чем-нибудь?

— Не нужно, — ответил ей чей-то спокойный голос. Девочка резко повернулась и увидела: за письменным столом сидит Сибел и что-то быстро записывает. — По-моему, я успел уловить все. — Взглянув на Менолли, юноша заметил ее растерянность и ободряюще улыбнулся. — Закрой рот и проверь мою запись.

— Но… но ведь…

— Я уже, кажется, велел тебе прекратить извиняться по пустякам?

— Но я играла просто так, для себя…

— Разумеется, над песней еще придется поработать, но припев уже и сейчас берет за душу — вот увидишь, народ просто обрыдается! — Он коротко кивнул ей, приглашая подойти поближе. — Возможно, стоит попробовать изменить последовательность событий — сначала рассказать о самой трагедии, а потом дать итог… хотя я и не уверен. Что же касается мелодии… послушай, ты всегда используешь минор? — Он прикрыл песок стеклом, чтобы запись не стерлась. — Посмотрим, что скажет Главный арфист. Ну, что опять случилось?

— Оставить это? Ты, наверное, шутишь!

— Нисколько, юная Менолли, — ответил он и потянулся за гитарой. — А теперь посмотрим, правильно ли я записал…

Менолли застыла на месте и, сгорая от смущения, слышала, как Сибел играет мелодию, которую она сама только что сочинила. Но слушать пришлось — никуда не денешься. А когда файры, завороженные искусной игрой подмастерья, принялись подпевать, девочка в глубине души была готова согласиться: в конце, концов, мелодия действительно не так уж плоха.

— Отлично, Сибел! Я и не подозревал в тебе подобных талантов. — В дверях, энергично аплодируя, стоял Главный арфист. — Сам я пока еще не решился выразить это событие в музыке…

— Похвалы не по адресу, мастер Робинтон. Песню сочинила Менолли. — Сибел, вставший при появлении Главного арфиста, церемонно поклонился девочке. — Вот почему, юная девица, арфисты разыскивали тебя по всему материку.

— Менолли, дорогое мое дитя, не стоит краснеть из-за такой песни! — Робинтон взял ее руки в свои и ласково сжал. — Подумай, от какой заботы ты меня избавила! Я вошел на половине куплета. Сибел, не сочти за труд… — . Он жестом попросил юношу начать сначала. Не выпуская руки Менолли, он пошарил длинной ногой под столом, извлек табурет и уселся, приготовившись слушать. Из-под ловких пальцев Сибела полились выразительные, запоминающиеся, бередящие душу аккорды. — А ты, Менолли, слушай внимательно и постарайся забыть, что эта музыка — твоя. Учись оценивать объективно, как и положено арфисту.

Он так крепко сжал ее пальцы, что она не смогла бы отнять руку, не рискуя показаться невежливой. Но его пожатие не только ободряло, оно успокаивало. Вот волна музыки и теплый баритон Сибела наполнили комнату — и смущения как не бывало. А когда файры принялись громко подпевать, Робинтон крепче сжал ее руку и улыбнулся.

— Несомненно, над текстом еще придется поработать — можно заменить несколько слов, чтобы усилить эффект, но в целом вполне пристойно. Ты сможешь записать… А, Сибел, ты уже успел — молодчина! — похвалил Главный арфист, когда юноша постучал пальцами по закрывающему нотную запись стеклу. — Я бы хотел, чтобы Менолли на досуге переписала свою песню на белые бумажные листки — ими снабжает нас наш друг Бендарек. Надеюсь, этот досуг не замедлит представиться, — предупредил мастер Робинтон. — Похоже, ночной инцидент переполошил всех файров на Перне, и мы должны его как-то объяснить. А песня хороша, Менолли, даже очень хороша. Ты не должна постоянно сомневаться в своих способностях. У тебя просто врожденное чувство мелодии. Пожалуй, стоит подумать, не отправлять ли нам почаще учеников в морские холды — кто знает, может быть, море благоприятствует развитию музыкальных талантов. Смотри-ка, твои файры все еще напевают мотив…

Но Менолли уже достаточно оправилась от смущения, чтобы понять: гудение файров не имеет никакого отношения к ее песне, их внимание приковано совсем не к людям, а…

— Яйца! Сейчас начнется рождение!

— Рождение! Рождение! — Мастер с подмастерьем наперегонки устремились к двери, за которой находился очаг и горшочки с драгоценными яйцами — Менолли, скорее сюда!

— Бегу, только мясо захвачу!

— Они рождаются! — кричал Робинтон, — рождаются! Держи горшок, Сибел, он качается!

Когда, Менолли ворвалась в комнату, оба мужчины, стоя на коленях, застыли у очага, не отрывая глаз от раскачивающихся глиняных горшочков. — Разве может файр вывестись в горшке? — строго сказала девочка и, забрав у Сибела горшочек, осторожно перевернула его вверх дном, подставив снизу ладонь. Потом оглянулась на Робинтона, но тот уже последовал ее примеру. Оба яйца, озаренные отблесками пламени, лежали на каменном возвышении перед очагом и заметно раскачивались. Вот по скорлупе побежали трещины.