Большую часть своей беспутной жизни я не находил нужным просить Всевышнего о помощи, хотя приходской священник не раз предупреждал, что рано или поздно мне потребуется божественное вмешательство. Похоже, такой день настал.

Мы вошли в большую спальню; хозяйка заперла дверь, остановилась и пристально, словно приглашая взглядом, посмотрела на меня. Я огляделся по сторонам, посмотрел на кровать и обнаружил там больного. Он лежал на спине, хрипло дыша, с открытым ртом, из которого на подбородок стекала слюна. Когда мы подошли к его ложу, он открыл глаза.

– К нам пришел падре Хуан, любовь моя, – сказала она мужу.

Он лежал молча, словно мертвец, и о том, что несчастный еще жив, можно было догадаться лишь по тому, как медленно приподнималась и опускалась его грудь.

Женщина откинула одеяло, и на меня пахнуло гнилью и зловонием. Воспаленная рана сочилась буроватым гноем, плоть возле нее тоже нагноилась, и ногу раздуло.

Мне доводилось встречать такое и прежде, когда нога одного из моих vaqueros угодила под колесо фургона. Я видел беднягу через несколько дней после несчастья, и нога его выглядела примерно так же, а пару часов спустя он скончался. Позднее мне сказали, что если яд уже начал распространяться, спасти человека можно, лишь отняв конечность выше зараженного места. Видно, жена больного тоже об этом знала.

– Вы должны отрезать ему ногу, – сказала она.

Я чуть было не выпрыгнул из монашеской рясы.

– Нет!

– Нет? – Она подняла брови. – Тогда что же вы посоветуете, падре?

– Что я посоветую? Я советую... э... оставить все в руках Всевышнего. Если наш Господь решил призвать твоего мужа, мы ничего не можем поделать.

– Но мы должны хотя бы попытаться спасти его. – Ее голос прозвучал неубедительно, на самом деле женщина вовсе не хотела, чтобы умирающий выздоровел, однако понимала, что если не предпримет все возможное, дабы вылечить мужа, Руперто заявит, что это она свела его отца в могилу.

Ясно, что ампутации бедняга не выдержит, но если он умрет во время операции, она будет выглядеть безупречной вдовой, сделавшей все, что только было в ее силах. Ага, а разъяренный Руперто поджарит на огне мои яйца.

Но может, произойдет чудо, и я спасу больного... ¡Аy de mí! Тогда я столкнусь с гневом этого демона в женском обличье.

Куда ни кинь, всюду клин.

– Необходимо сделать все, что только в человеческих силах, – гнула свое хозяйка дома. – Ах, падре, я так люблю мужа и не переживу, если он умрет.

Она говорила это так убедительно, что я невольно вспомнил, как однажды некая дешевая puta пыталась убедить меня в том, что мой garrancha – настоящий бог грома и бурь, ну просто испанский Зевс и Посейдон одновременно.

– Буду откровенна с вами, падре: возникла проблема с моим пасынком, Руперто. По завещанию мужа наследником является мой собственный сын. Руперто намерен оспорить это завещание. Каждому ясно, что если старшего сына лишают наследства, это против обычая, разве не так? Если Руперто заявит на суде, что я позволила мужу умереть, даже не попытавшись спасти его жизнь, он, возможно, сумеет опротестовать завещание. – Она кивнула на распухшую ногу. – Так что придется резать. – И, Бог свидетель, при этих словах женщина улыбнулась.

Я прокашлялся.

– Но... у меня нет с собой медицинских инструментов. Я съезжу в Долорес и...

– Нет времени, падре. У нас есть острая пила.

Острая пила. ¡María Madre de Dios!

– Вы хотите, чтобы я?.. Я?.. – От вони у меня выворачивало внутренности. И не только от вони.

Внезапно что-то потянуло меня за подол, и я снова чуть было не выпрыгнул из рясы. Это оказалась маленькая безобразная собачонка.

– Это Писо, собачка моего мужа. Он ее очень любит.

Тут кто-то постучал, вернее, даже забарабанил в дверь.

– Это Руперто, – сказала хозяйка.

Поджав губы, она подошла к двери и открыла ее. Руперто ворвался в спальню и, проигнорировав мачеху, бросил взгляд на своего отца.

– Он еще дышит, – констатировал молодой человек.

– Падре отрежет ему ногу. Это единственный способ спасти его, – торопливо заявила будущая вдова.

– Да, я понял, – буркнул Руперто. – Но каковы в таком случае шансы на благоприятный исход? Я слышал, мало кто выживает после ампутации.

– Все в деснице Господа нашего, – прокаркал я.

– Так не забудьте же, – угрюмо промолвил Руперто, коснувшись висевшей на поясе шпаги, – попросить Господа сотворить одно из тех чудес, которые вас прославили. Это в ваших интересах.

– Падре нужна острая пила, – сказала без пяти минут вдова.

– Лучше пригласить цирюльника. Я не хирург. – Я отчаянно пытался вывернуться.

– Вы единственный медик, который у нас есть, – заявил Руперто. – А уж пила для вас у меня найдется.

Vaquero принес хозяину пилу, а тот вручил ее мне. Я взял пилу с содроганием и чуть было не выронил этот чертов инструмент.

– Вы в порядке, падре? – спросила жена. – Вы вспотели и весь дрожите.

– Я подхватил лихорадку, – прохрипел я, таращась на пилу.

Металлическое полотно с острыми зубьями, все в засохшей крови – наверняка этой штуковиной разделывали коровью тушу. Я никогда в жизни вообще ничего не пилил, и вот теперь мне предстояло...

Oх, mierda!

«Мне нужен священник. Я хочу исповедаться в своих грехах, получить отпущение. А еще мне нужно выпить, причем выпить как следует».

Четыре человека принесли длинный стол и положили на него моего пациента, так что его ноги свисали через край.

После того как под больную ногу подставили тазик, я хриплым, дрожащим голосом велел всем убраться из комнаты.

Все послушно вышли. Я закрыл дверь, запер ее на ключ, некоторое время постоял, весь дрожа и привалившись к двери спиной, чтобы хоть чуточку собраться с духом, и затем на ватных ногах, с пилой в трясущейся руке, подошел к столу. Когда я наклонился над больным, он снова открыл глаза и, пробормотав что-то невнятное, закрыл их опять.

В дверь неистово забарабанили. Я распахнул ее в надежде на то, что Господь откликнулся на мою мольбу о спасении.

– Разве вам не нужна жаровня, падре? – спросил Руперто. За его спиной стояли два человека, державшие железное ведерко, наполненное тлеющими угольями, из которых торчал стальной прут. – Чтобы остановить кровотечение, – пояснил он.

– Конечно, – хрипло промолвил я. – Что ж вы так долго?

Другие слуги принесли каменную плиту кузнеца, а люди, державшие жаровню, поставили на нее ведерко с горящими углями. После того как они вышли, я снова запер дверь.

Неужели от меня и впрямь ждут, что я отпилю человеку ногу и прижгу культю каленым железом, чтобы остановить обильное кровотечение?