Дом Озии, градоначальника Бетулии. Здесь собрались на совет старейшины – Хармий и Гедеон, дядя Манассии, а также сам Манассия, муж Юдифи. Доносится с улицы «великий плач» горожан. Озия на балконе, его не видно.

Озия (обращаясь к горожанам): Не унывайте, братья! Потерпим еще пять дней, в которые Господь Бог наш обратит милость Свою на нас, ибо Он не оставит нас вконец. Если же они пройдут, и помощь к нам не придет, я сделаю по вашим словам. Теперь, мужи, идите на стены и башни, а жены – по домам.

Озия входит в комнату. Кивает приближенным, разводит руками.

Озия: Они желают сдаться. Они предпочитают стать рабами, истерзанными, ограбленными, но живыми, чем умирать от жажды и голода. Чума на них! Вы сами все слышали.

Гедеон: Чума не задержится, Озия, – скот передох, поить-то нечем. И у кого, скажи, еще остались силы волочь гниющую падаль к ущелью? И с чего это ты взял, герой наш Озия, что Господь смилостивится за пять дней? Искушаешь Господа!

Хармий: Искушаешь.

Гедеон: Еще немного, и кому-нибудь из горожан придет в голову здравая мысль: прийти и убить нас. Тебя. И открыть ворота Бетулии ассириянам.

Хармий: Открыть ворота.

Гедеон: Люди уже не люди, когда все мысли их только о еде и воде. Они пресмыкаются и алчут и не помнят закона.

Хармий: Закона.

Гедеон: Так что там за слова про пять дней? Ответь нам, Озия.

Хармий: Озия.

Гедеон: Быть может, ты сам полезешь на стену с оружием в руках и одолеешь ассирийскую громаду в одиночку?

Хармий: В одиночку?

Гедеон: Я-то, бывает, восхожу ночью на стену. И вижу огни, огни, костры до края земли, слышу барабанный бой, визгливые голоса труб. Плеск воды под горой у нашего источника, который они оскверняют теперь, разоряют без нужды. О-о, у них-то воды в избытке! Яростные крики и хохот иногда доносятся. Их слишком много, Озия. Мы все равно не выдержим осады.

Хармий: Все равно.

Озия: Гедеон, жажда, как я погляжу, не сказалась на твоем красноречии. Но что прикажешь делать, если Иоаким, великий священник, сам сидючи в Иерусалиме, не велит сдаваться? И ты это знаешь. Все мы это знаем. А что до того, чтобы с оружием в руках лезть на стены, так я слишком стар и слаб – с трудом держу посох, и голова моя клонится то и дело.

Хармий (клюет носом): То и дело. Голова.

Озия: Но я не стыжусь своей телесной немощи, потому что соображение пока еще при мне.

Хармий: Потому что.

Гедеон: Ты что-то придумал? Нашел какой-то выход?

Хармий: Какой-то.

Озия: М-да! Гедеон и Манассия! К вам обращусь. Вы сюда не зря званы, уважаемые! И ты, Хармий, послушай, коли еще не спишь! Вы еще не знаете, что сегодня перед рассветом явился посланный от Олоферна.

Гедеон: Что ты сказал?

Озия: Что слышал. Кто-то бродит ночью по стенам и любуется ночными огнями и спит потом, будто праведник, а кто-то занят делами. Так вот. Олоферн, по словам посланного, предлагает нам послабление в обмен на женщину. У него, видишь ты, плоть взыграла, у молодца.

Хармий: Плоть…

Гедеон: О! Вовремя взыграла. Сыщем женщину, да хоть десяток! Сами побегут, дщери Евины. Какая удача, Озия!

Озия: Они-то побегут. Но Олоферн-то требует одну, самую прекрасную. Он хочет Юдифь.

Хармий: Хочет.

Манассия: Юдифь? Мою Юдифь?! Мою?!

Озия: Полагаю, что твою, Манассия. Вряд ли его привлекла косоглазая вдова торговца пряностями, что живет на Ослиной улице. Или та сухая рыба, что замужем за водоношей Михой. Или слабоумная дочь пекаря Симеона. Других Юдифей в Бетулии нет, насколько мне известно. К тому же твоя Юдифь и впрямь редкостная красавица. Такой не сыскать от моря до моря. И все теперь зависит от твоей жены.

Манассия: Но как же так?

Хармий: Так…

Манассия: Отдать жену?! Отдать ассириянину, варвару какому-то, на поруганье? Бесчестье! Горе!.. Но, послушай-ка, Озия. С чего это он взял, варвар этот, что есть такая красавица Юдифь? Во сне она ему, что ли, явилась?

Озия: А я вам говорил, что Ахиор – шпион? Говорил или нет? Тот юноша сладкоречивый, которого связанным нашли у ворот Бетулии? Тот самый Ахиор, что наплел нам с три короба небылиц о своем сочувствии народу Израиля, о готовности принять нашу веру и уж к обрезанию готовился?

Гедеон: И вдруг исчез. Так он – шпион?

Озия: А я вам говорил! Но… это оказалось к лучшему. Прости, Манассия, теперь мы можем купить себе воды.

Хармий: Ух!

Манассия: Воды? За чашку воды моя жена должна отправиться на поруганье, лечь с варваром?

Озия: Ложились и за меньшее.

Хармий (заинтересованно): Э-э? Когда это?

Озия: Гедеон, ты старше Манассии и должен быть мудрее. Скажи племяннику.

Гедеон: Манассия, послушай. Я ли не уважаю твою Юдифь? Да и кто в городе ее не уважает, не восхищается ее красотой? Она мне племянница, как и ты. И Озия ей как отец. И не за чашку воды ты отдаешь ее – за спасение Бетулии. Тут нет бесчестья. Это подвиг, Манассия.

Манассия: Я не желаю таких подвигов. Позор! Позор на мою голову! Да лучше б я умер от солнечного удара три года назад, да лучше б Юдифь не выхаживала меня тогда!

Гедеон: Манассия, что толку убиваться, уж все решено, и ты это сам понимаешь. Но, Озия! Когда это ты был так прост, чтобы обмен совершать баш на баш? Ты что-то придумал, старый хитрец?

Озия (самодовольно): А вы как думали?

Хармий: Как.

Озия: Вот мой замысел: когда Олоферн расслабится, утолившись, тут-то ему и конец. Юдифь должна его убить. А что армия без полководца?

Хармий: Что?

Озия: Правильно, Хармий. Ничто.

Гедеон: Слушай мудрейшего, Манассия.

Озия: Мы ведь не век в осаде просидим. Иди, поговори с Юдифью. Пусть готовится, пусть снимет власяницу, пусть принарядится в льняные одежды, чтоб Олоферна пуще прельстить. Пусть наденет цепочки, браслеты, серьги, умастится елеем и… И что там еще положено делать знатной женщине, чтобы показать себя. А это – тебе в утешение.

Озия протягивает Манассии объемистый сверток.

Манассия (отворачивает угол свертка, вздыхает, смотрит): Пусть будет так.